Узнав о расстреле членов своего штаба, Махно начал партизанскую войну в тылу красных. 24 июня с отрядом в 900 человек Махно переправился на правый берег Днепра. «Батько» старался держаться подальше от фронтовых тылов, чтобы в то же время не очень мешать обороне против Деникина. О взглядах Махно того времени поведал красноармеец П.С. Кудло. Его свидетельства следует воспринимать с поправкой на язык этого солдата: «Советская власть (имеется в виду центральная советская власть. — А.Ш.) не права тем, что есть чрезвычайки, комиссары, и это все я презираю… Советская власть допустила до того, что нет патронов, снарядов и что, вследствие этого, приходится отступать». Махно обвиняет коммунистов в сознательном вывозе снаряжения «в Совдепию» и сдаче его белым. Стратегические планы Махно предусматривают установление контроля над большой территорией, на которой можно наладить более слаженную, чем до сих пор, хозяйственную систему. В изложении красноармейца это звучит так: «Граждане, когда у нас будет Донецкий бассейн, тогда у нас будет мануфактура и вообще все, что нужно для существования крестьянина… Когда мы завоюем Малую Азию — у нас будет хлопок, когда завоюем Баку, будет у нас нефть»[330]
. Эти наполеоновские, на первый взгляд, планы связаны скорее не с военными проектами (Махно не любит отрываться от родных мест), а с надеждами на мировую революцию, когда трудящиеся «завоюют» свои страны и наладят связи с украинским крестьянством. Махно надеялся на восстановление временного союза с большевиками. По воспоминаниям прибывшего в его армию В. Волина (он возглавил культурно–просветительскую комиссию ВРС), «батько» говорил: «Главный наш враг, товарищи крестьяне — Деникин. Коммунисты — все–таки революционеры». Но добавлял: «С ними мы сумеем посчитаться потом»[331].Одной из характерных черт Махновского движения является категорическое неприятие союза с белыми. Почему бы, воюя с красными, не вступить в союз теперь с белыми? Такие мысли посещали Григорьева. Но Махно был теснее связан с крестьянской почвой, и его неприятие белых даже по сравнению с красными очень важно. Несмотря на то, что некоторые крестьянские отряды переходили на сторону белых, популярность крестьянского вождя могла сохраняться только при условии, если он отмежевывался от белых режимов. Крестьянская масса воспринимала реставрацию царской России как большее зло. Коммунисты отступили от идеалов революции, давшей крестьянам землю, но их безобразия – явление временное, вызванное обстановкой войны и смуты. А вот если победят белые, то землю точно отберут. Не сразу, так потом. Коммунистические начальники – это выбившиеся в люди «свои», люди, говорящие народным языком. Наиболее «вредных» из них нужно убивать, но в принципе начальники и должны быть «из наших». Белое руководство – это прежняя царская элита, даже если оно и выступает за республику. С победой белых вернутся и помещики, и урядники, и вся унизительная система сословного неравенства, при которой они жили испокон. Попробовав жить иначе, крестьянство уже не хотело возврата. Если с большевиками у крестьян возникли социальные противоречия, то с белыми помимо социального существовал и более глубокий социально–культурных конфликт. Это был раскол между народом и элитой, заложенный на уровне мировосприятия еще во времена Российской империи. Две культуры, существовавшие в России со времен Петра, к 1917 г. так и не срослись. Вся культура белого движения – будь то погоны офицеров и стиль газет – все сигнализировало: с победой белых вернутся прежние порядки, прежние опостылевшие иерархия и элита, прежняя эпоха.
Много веков крестьянство жаждало земли и воли. Февраль дал волю, Октябрь – землю. Пока антибольшевистский лагерь возглавляли эсеры, симпатии крестьян были скорее на стороне последних, но и особенно активно сражаться не хотелось. И большевики, и демократы гарантировали земельный передел. Большевики были хуже, так как более жестко реквизировали продовольствие, лошадей, проводили мобилизации.
Но постепенно на территории Комуча, которая стала центром сопротивления большевизму, происходил процесс перехода к авторитарному режиму. Милитаризация жизни, рост влияния офицерства, усиление консервативных социально–политических группировок привели к передаче власти от Комуча к Директории — либерально–социалистической коалиции, подобной Временному правительству. В ночь на 18 ноября 1918 г. военные свергли и ее, передав власть адмиралу Колчаку.