Анархия? Нет, но да!

Наконец, ещё один, более современный пример подобного тренда — это крушение корпорации Энрон, о котором до сих пор помнят многие американские инвесторы. В 1960-х годах бизнес-школы волновала проблема: как сделать так, чтобы управляющие корпорациями не ставили собственные интересы выше интересов акционеров. Решение, которое они предложили, заключалось в том, чтобы привязать зарплату топ-менеджеров к успехам компании, выражающимся в прибыли для акционеров (цене акций). Поскольку их зарплата в опционах, как правило, ежеквартально, менялась в зависимости от курса акций, менеджеры ответили на это тем, что немедленно снюхались с бухгалтерами и аудиторами и принялись оформлять бумаги так, чтобы выполнять квартальный план по росту стоимости акций и получать за это премии. Чтобы завысить стоимость акций компании, они приписывали прибыль и скрывали издержки таким образом, чтобы убедить биржевых игроков ставить на повышение цены их акций. Вот чем обернулась попытка сделать оценку эффективности управленцев полностью прозрачной с помощью замены зарплат на опционы.

Похожее стремление «обмануть систему» лежало у истоков махинаций с ипотечными кредитами, которые привели к мировому финансовому кризису 2008 года. Агентства, присваивающие рейтинг облигациям, не только получали деньги от эмитентов, но и, опять-таки для пущей прозрачности, сделали формулы, по которым они рассчитывали рейтинг, доступными для инвестиционных компаний. Зная, как рассчитывается рейтинг, и для большей уверенности подкупив тех, кто его рассчитывает, компании подстроились под формулы таким образом, что чрезвычайно рискованные финансовые инструменты получили высший рейтинг (ААА). И вновь по всем расчетам всё хорошо, а пациент возьми и умри.

Фрагмент 25 Демократия, заслуги и конец политики

Мне представляется, что количественные показатели качества кажутся настолько привлекательными по двум причинам: во-первых, они подпитывают веру в равные возможности, которые якобы выше полученных по наследству привилегий, богатств и титулов, а во-вторых, отвечают модернистской убежденности в возможности измерить заслуги посредством науки.

Применение законов науки и количественных показателей к большинству социальных проблем, по мнению модернистов, должно было пресечь бесплодные споры после установления реальных фактов. В основе этого взгляда на мир лежит глубоко скрытая политическая повестка. В этом мировоззрении существуют факты, обычно количественные, которые не нуждаются в интерпретации. Их использование должно нивелировать воздействие переживаний, чувств, предрассудков, привычек, преувеличений и эмоций, разрушающее общество. Способом разрешения конфликтов должен стать холодный расчет, а страсти и частные интересы должны быть заменены на нейтральное, чисто техническое обсуждение. Модернисты от науки надеялись минимизировать порождаемые субъективностью и частными интересами искажения, чтобы достичь «бесперспективной объективности», или, пользуясь выражением Лоррейн Дастон, взгляда из ниоткуда [37].

Наиболее соответствующий такому мировоззрению политический режим — это равнодушная и безликая технократия: власть с инженерным образованием, использующая научное знание для управления людьми. Эту идею считали новым «проектом насаждения цивилизации». Рационально мыслящие и настроенные на реформы американские прогрессисты начала ХХ века и, как это ни странно, Ленин считали, что объективное научное знание позволит «административным процедурам» в большой степени заменить собой политику. Проповедуемое ими евангелие от эффективности, технической подготовки и инженерных решений подразумевало, что миром должна управлять хорошо подготовленная, рациональная и профессиональная элита.

Идея о том, что власть должна принадлежать лучшим, — естественный спутник демократии и научного модернизма [38]. Принадлежность к правящему классу более не зависит от благородного происхождения, полученного по наследству богатства или статуса. Правители должны избираться и становиться легитимными благодаря их умениям, интеллекту и проявленным ими знаниям (на этом я остановлюсь и замечу, что другие качества, которые, возможно, неплохо было бы видеть у власть предержащих — например, сострадание, мудрость, мужество или большой опыт — в таком случае совершенно ускользают из виду). Согласно тогдашним представлениям образованных людей, считалось, что уровень интеллекта можно измерить. Большинство образованных людей считали также, что умственные способности были распределены между людьми если не совершенно случайным образом, то, по крайней мере, куда более равномерно, чем богатство или титулы. Сам принцип предоставления положения в обществе и перспектив тем, кто этого заслуживает, была глотком демократически свежего воздуха. Для общества в целом этот принцип обещал стать тем же, чем стал введенный Наполеоном для нового среднего класса профессионалов принцип карьерного роста в зависимости от таланта за век до этого во Франции.