Анархия non stop

Начаться может в любой момент. Банкир катит по шоссе в своей открытой машине и вдруг понимает, что не знает куда. «На фирму», — успокаивает шофер, но банкир не знает, на какую фирму. Сквозь сон он помнит, что сейчас ночь, а значит, ни на какую фирму ему не надо. Поле кукурузы. Они останавливаются. Шофер находит на земле, под дерном, дверь. Спускаются по ручной лестнице в подземный офис. Дева за компьютером (он узнает свою секретаршу, но она его не узнает) спрашивает, что, собственно, им угодно, банкир понимает: употребляя «вы», она обращается к нему одному, без шофера. Фирма, оказывается, реализует любые желания. «Хочу мировую революцию», — не вовремя шутит банкир, которому все это начинает надоедать, он не верит во всемогущество. Дева невозмутимо отстукивает заказ на клавиатуре. «Придется заплатить за это все деньги», — поясняет она условия, читая их с экрана. «Как все деньги? все деньги, какие у меня есть?» — интересуется банкир, чувствуя, что благодаря неудачной шутке, он попался. «Нет, — говорит дева, нажимая «enter», — все деньги мира, все, которые когда-либо были, есть или будут на земле, заказ сделан, мировая революция произойдет, как только вы заплатите нам все деньги мира, а пока мы установим за вами наблюдение».

Банкир не вспомнит этот сон, пока революция действительно не произойдет наяву.

Не время пить «херши». На всякий случай носите с собой что-нибудь металлическое.

Лирика

Дао партизана, или «Патриот, взорви свою родину!»

Вербально сформулированная идея, а тем более имевшее слушателя высказывание, уже есть вызывающее насилие. Насилие, вызывающее жизнь. Насилие над тем, что когда-то синантропами звалось «дао».

Жизнь — неосознанная обходимость, данная на некоторый срок способность обходить зияние. «Дао» переводят как «путь без направления», но все переводчики знают, что здесь ошибка. «Дао» — это когда кто-то осознанно перестает обходить зияние стороной.

Переведем «существование» как преступление перед идеей, переведем «жизнь» как предательство существования, «мышление» и «чувствование» — как надругательство над жизнью, «память» — как попирание и отрицание мыслей и чувств, «речь» — как цензуру, «конкретное высказывание» — как набор тюремных окриков и т.д. Тогда мы перестанем обходить зияние стороной и дао поселится у нас.

Создать неуничтожимое невозможно, оно — всегда, еще до причин появления таких слов, как «всегда», до парада семиотики перед глазами Адама, так что лучше о нем даже не пробовать говорить. Уничтожать уничтожимое. Разрушать разрушимое. Преступать преступимое. Чтобы попасть на площадь в отсутствующем центре мира, минуя все ловушки, расставленные тобой же, в надежде, что в них попадется кто-нибудь другой, шагнуть через край зияния, собраться на митинг там, где не осталось ничего разрушимого. Такой митинг подробно описан в последних строках «Апокалипсиса» Иоанна, хотя для обозначения этого места на карте больше подходит музыка. Музыка планет, вращающихся вокруг своего отсутствия.

Если вы согласны, что где-то есть монстр, он, по законам драматургии, должен бояться охотника. В этом и состоит его уродство. Перед началом игры выберите, на чьей вы стороне. Охотник — партизан с огненными стрелами в руках и двумя черными крыльями в заплечном мешке.

Партизан — тот, кто помыслил себя охотником, а не частью монструозного тела. Партизан верит. Кому? Во что? Такие вопросы уместны, только если сама способность веры не подвергается сомнению. Партизан — это некто, способный к вере, тот, кто не зажмурится перед жертвенником смерти, потому что способность к вере — способность к смерти.

Когда пылает ваш дом, у вас есть две возможности — бежать из дома или сгореть вместе с ним, но большинство людей, известных мне, пытаются убежать из огня, оставаясь в доме. Их «жизнь» есть отчаянное метание по огненным комнатам в надежде убежать не убегая. Они хотят остаться, но не погибнуть. Поэтому их и забирает отсюда смерть, когда надежд на то, что они выберут одно из двух, более не остается. Смерть тушит пожар.