Анархия работает

Сегодня более двух третей заключенных в США осуждены за ненасильственные преступления. Неудивительно, что большинство заключенных — бедняки и «цветные», учитывая криминализацию использования наркотиков и иммиграции, непропорционально жестокие наказания за преступления, связанные с теми наркотиками, которые используют бедняки, а также увеличенные шансы «цветных» быть обвиненными или осужденными более сурово по сравнению с белыми за одни и те же преступления[93]. Также значительное присутствие полиции в гетто и бедных районах связано с тем, что уровень преступности в данных местах остается высоким, но при этом сажают всё больше и больше людей. Полиция и тюрьмы — это контролирующие институты, которые охраняют социальное неравенство, распространяют страх и недовольство, исключают и отчуждают целые сообщества и используют насилие против самых незащищенных частей общества.

Те люди, которые могут самостоятельно организовать свою жизнь в рамках своих сообществ, лучше приспособлены для самозащиты. Некоторые сообщества, которые получили автономию от государства, организовывают патрули из добровольцев, чтобы помочь нуждающимся и препятствовать агрессивным действиям. В отличие от полиции данные группы обычно не обладают иерархической структурой, основанной на насилии или бюрократизме, а также чаще всего создаются из добровольцев, проживающих в данной местности. Они защищают людей, а не собственность или привилегии, и в отсутствии законов они лучше отвечают нуждам людей, чем неповоротливый нормативный акт. Другие общества организовываются против социального зла без каких бы то ни было особых институциональных форм. Вместо этого для сохранения окружающей среды они используют различные способы идейного воздействия, распространяемые в обществе посредством культуры.

Анархисты имеют абсолютно отличный взгляд на проблемы преступления и наказания по сравнению с авторитарными обществами. Преступление — это нарушение писаного закона, а законы навязываются нам элитой. В конце концов, это оказывается вопросом не того, что «преступник» своим действием нанёс кому-то вред, а того, что он не подчинился указаниям элиты. Ответом на преступление является построение отношений иерархии морализма и силы между преступником и вершителями правосудия. Преступнику отказывается в ресурсах, которые ему могут быть полезны для того, чтобы вновь интегрироваться в общество и перестать причинять другим людям боль.

В сильном обществе людям не нужны писаные законы; у них есть силы определить, что кто-то мешает им реализовать свои потребности, и позвать на помощь своих товарищей для разрешения конфликта. Таким образом, проблема не в преступлении, а в ущербе, наносимом обществу, например, нападением или вождение в пьяном виде, что действительно может принести вред людям. Такое видение проблемы избавляет нас от категории преступлений, в которых нет жертв, и раскрывает абсурдную сущность защиты прав на собственность привилегированных людей в то время, как другие пытаются выжить. Такие присущие капиталистическому обществу акты насилия, как задержание голодного за то, что он украл что-то у богатого, будут невозможны в рамках парадигмы, основанной на действительных человеческих потребностях.

В феврале 1919 г. во время всеобщей забастовки в Сиэтле рабочие захватили весь город. Сиэтл был закрыт для торговли, но рабочие не позволили ему погрязнуть в хаосе. Напротив, они поддерживали в рабочем состоянии все жизненно необходимые службы города, но только под управлением самих трудящихся, без хозяев. Всё равно каждый день именно рабочие поддерживали жизнь в городе, а во время забастовки они лишь показали еще раз, что знают, как делать свою работу и без вмешательства управляющих. Они координировали свои действия на уровне города посредством Генерального забастовочного комитета, состоящего из членов местных профсоюзов; структура его была похожа на то и, возможно, построена по образу того, как была организована Парижская коммуна. Местные профсоюзы и особые группы рабочих сохраняли свою автономию без того, чтобы Комитет или любой другой орган вмешивался в их деятельность. Работники могли свободно проявлять свою инициативу на местном уровне. Водители вагонов, развозящих молоко, установили систему распространения молока по районам, которую их боссы никогда бы не одобрили из-за ее неприбыльности.