Анархия в РФ: Первая полная история русского панка

Все говорят, что у него печень отказала. Не знаю… Если бы печень, то все по-другому бы было… Я не знаю, что это такое. До сих пор не знаю… Он просто лежал и качался, а я его успокаивала. Потом встала за сигаретами, пошла в другую комнату. И тут — грохот!

Смотрю, а Юра с кровати упал. Я этому парню кричу:

— Андрей! Помогай!

Мы перепугались, бросились к нему, посадили на пол, облокотили о кровать. Он так дышит тяжело. Руки трясутся, глаза закатились… Мы его положили, рубашку расстегиваем. Я еще со школы помнила про искусственное дыхание. Ну, стали делать. Сначала рот в рот, потом массировали грудную клетку. Юра сознание потерял, а Андрей говорит:

— Слушай сердце!

Я слушаю, и мне кажется, что оно где-то далеко-далеко. Но пока бьется.

Андрей бросился «скорую» вызывать. Там три раза отказывались адрес записывать. Я звоню и уже во весь голос кричу:

— Что вы делаете? Он же не доживет, пока ваши врачи приедут!

Наконец адрес записали. Я выбежала встречать их на улицу, чтоб врачи не заблудились в домах… А Юра уже задыхается, лицо бордовое… В общем, как он лежал, так и умер…

Чем я сейчас займусь? Не знаю. Наверное, на работу буду устраиваться. Официанткой в ночной клуб. Платят прилично, да и чаевые там нормальные.

15 «Поганая молодежь» (Альбом Егора Летова. 1985 год)

Егор Летов дает интервью журналу «МК-бульвар» (1999 год)

— Говорят, до 1991 года ты вообще не пил, не курил, не употреблял наркотики. Потом что-то случилось, и ты сорвался. Ходили слухи, что это было связано со смертью твоей подруги Янки. Это так?

— Да нет, я и до этого пил и употреблял. Дело-то не в этом. Это просто форма эпатажа, когда на людях появляешься в таком состоянии, что непонятно, как вообще на ногах-то держишься. Это тоже определенное разрушение канонов. Мы отнюдь не очкарики-интеллигенты, которые сидят дома, читают умные книжки и слушают умную музыку.

— Но многие Янкины друзья напрямую обвиняли тебя в ее смерти…

— Ну, это глупости! Мы с ней вообще долго не виделись… несколько лет. Редко переписывались и редко созванивались. Она жила совершенно своей жизнью. У нее была своя команда, она писала свои песни. У нее была своя семья. И она совсем даже не собиралась с собой кончать. Человек-то веселейший был, ужасно любящий жизнь. Что там произошло на самом деле, я не знаю и комментировать не буду.

— Помимо Янки, и другие твои друзья — Башлачев, Селиванов — покончили жизнь самоубийством. Да и ты не раз говорил, что в самоубийстве для тебя нет греха. Как, по-твоему, это рок-н-ролл неминуемо приводит к трагической развязке?

— Не знаю. Это слишком буквальное понимание слов. Суицид в моем понятии — это, прежде всего, убийство эго. Да, для меня нет греха в суициде. Но если это делается не от слабости, а от силы. Как у самураев в Японии. Или когда не остается другого выхода. Суицид для меня, наоборот, воспевание жизни в высшей форме. Человек только на пороге смерти начинает понимать, кто он такой. Где он находится, что такое жизнь, что такое любовь. Я сам был очень часто в таких состояниях. А без этого получается одна болтовня.

— Действительно часто?

— Даже в тот раз, когда Янка умерла… Я тогда, в принципе, понял, что — всё… Это не из области любви или чего-то там… Просто когда такие люди, как она, умирают… блядь, ни за что!., просто так умирают!., то ведь жить-то и незачем. Смысла нет! По большому счету я так считаю до сих пор. А тогда я взял и распорол себе руку до кости. Так, что у меня в ране кость блеснула. Больно не было, и крови почти не пошло. Я взял, края раны слепил и завязал. Покурил и просто пошел домой.

— То есть сам ты тоже предпочтешь неестественный конец?

— Не дождетесь.

Из самиздатовской музыкальной прессы (1993 год)

С момента последнего опубликованного интервью Егора прошло ровно три года. Но сказать, будто все эти три года мы жили без «Обороны», нельзя.