Существуют три других основных (и несколько мелких) обоснований для наказания. Одним из них является сдерживание, что просто означает противодействие. Скотт, кажется, предполагает, что сдерживание станет основанием для наказания, так как он возражает против смертной казни, потому что она не сдерживает. Существуют специальное сдерживание и общее. Специальное сдерживание наказывает преступника для того, чтобы удержать его от повторения поступка. Это обычное обоснование для родителей в наказании детей. Общее сдерживание использует наказание, чтобы на примере преступника препятствовать другим в совершении того же преступления. Сдерживание, кажется, не играет никакой роли в пенологии3 Скотта.
Другое обоснование – перевоспитание. Его идея заключается в таком изменении преступника, что он больше не будет совершать преступлений. Из всех обоснований для наказания она самая зловещая и наиболее дискредитированная, потому что не имеет завершения, не говоря уже о том, что совершенно неэффективна. Наказание в виде возмездия или сдерживания достигает логического финала, когда преступник получил по заслугам (возмездие) или он наказан достаточно, чтобы отвратить других от повторения его поступка (сдерживание). Но перевоспитание оправдывает неопределённый срок лишения свободы, так как никто не знает, насколько заключённый перевоспитан, и власти, осторожничая, продлевают срок лишения его свободы (для имиджа власти невыгодно, если освобождённый снова совершает преступления). Часто бывает, что освободившийся – не столько перевоспитанный, сколько уже старый и сломленный человек, не способный не только на преступление, а вообще ни на что. Скотт отказывается от перевоспитания – это один из немногих пунктов, где я с ним согласен.
Что приводит нас к третьему обоснованию наказания: ограничению правоспособности. Здесь идея в том, чтобы поместить преступника в такую ситуацию (как правило, в тюрьму), что он физически не в состоянии совершить никаких преступлений. Скотт с энтузиазмом относится к такому ограничению, хотя этим он только показывает, вероятно, неосознанно, что оправдывает наказание. Он яро выступает за «отделение» злоумышленников от всех остальных. Он говорит, что в этом случае они не в состоянии терроризировать людей вообще, не думая о том, что в этом случае они начинают терроризировать друг друга, и это очень распространённое явление в тюрьмах (убийство, воровство, анальные изнасилования и т.д.). Академические сторонники ограничения правоспособности поддерживают «селективное ограничение» – потому что мы не можем запереть всех – то есть ограничивать только тех преступников, которые совершают большое число преступлений. Этим криминалистам известно, что большинство осуждённых преступников утверждают, что больше никогда не будут совершать преступления, но лишь некоторые из них держат слово. К сожалению, социологи не в состоянии отличить, кто из преступников будет в дальнейшем совершать преступления, а кто нет. Я полагаю, не будет несправедливо сказать, что Скотт абсолютно ничего не смыслит в этих вопросах. Но это незнание не останавливает его от одобрения тюрем. Насколько мне известно, он первый анархист, который одобряет их. Будем надеяться, что последний.
Нужны ли нам тюрьмы?
Я бы подумал, что все анархисты скажут «нет». В течение пятидесяти лет радикалы, в том числе анархисты, выступали против тюрем. До этого момента никто не подозревал, что тюрьмы возможны в анархистском обществе. Такие анархисты, как Кропоткин и Беркман, выступали с основанной на личном опыте и чрезвычайно красноречивой критикой лишения свободы. Но Скотт говорит, что они незаменимы. «Самые буйные элементы общества» должны быть помещены в «центры лишения свободы» – его эвфемизм для тюрем – и он конкретно не говорит, как долго они должны будут содержаться в «местах заключения», «без всякого досрочного освобождения, которое может угрожать обществу». Тем не менее, мы не можем позволить этим заключённым (Скотт называет их «паразитами», на сталинский манер) жить за наш счёт. Запереть их недостаточно: они должны платить за своё наказание и отработать долги перед обществом.