Анархизм

Что же является главным основанием наказания? Идея свободной воли, представление, что человек всегда является свободным в смысле выбора добра или зла; если он выбирает последнее, то должен платить за это высокой ценой. Хотя эта теория давно опровергнута и выброшена в корзину для старых бумаг, она продолжает ежедневно применяться всей правительственной машиной, сделавшись самым жестоким и грубым мучителем человеческой жизни. Единственным основанием для ее продолжения является еще более жестокая идея, что чем больший террор наводит наказание, тем верней оно может предупредить преступления.

Общество употребляет самые суровые методы против нарушителя законов. Почему же это не пугает его? Хотя в Америке человек считается невинным, пока не доказана его вина, аппарат закона и полиция наводят террор, производя аресты без разбору, избивая, оскорбляя людей, колотя палками, употребляя варварский способ «третьей степени», запирая в каморках с отвратительным воздухом в полицейских участках, и осыпая еще более отвратительными ругательствами. Однако преступления быстро увеличиваются, и общество платит высокой ценой за свою политику. С другой стороны, мы видим, что, когда несчастный гражданин получил в полной мере «милость» закона и ради безопасности общества запрятан в отвратительную тюремную камеру, тогда начинается его настоящее мучение. Лишенный всех человеческих прав, низведенный до роли автомата без воли и желаний, завися всецело от милости грубых тюремщиков, он ежедневно подвергается процессу «обесчеловечивания», по сравнению с которыми месть дикаря есть детская игра. В Соединенных Штатах нет ни одного тюремного учреждения, где бы людей не мучили, чтобы их «сделать лучше» посредством розог, палок, смирительной рубашки, «лечения водой», «поющей птицы» (приспособление, посредством которого электрический ток пропускается через человеческое тело), карцера и голодной диеты. Воля человека в этих заведениях разбивается, душа унижается, его личность подавляется мертвящей монотонностью и рутиной тюремной жизни. В Огайо, Иллинойсе, Пенсильвании, Миссури и на юге эти ужасы сделались настолько вопиющими, что получили широкую огласку; в большинстве же других тюрем применяются такие же «христианские» методы. Но тюремные стены редко пропускают крики своих жертв, тюремные стены толсты и заглушают звуки. Общество могло бы с большей уверенностью в своей безопасности уничтожить разом все тюрьмы, чем надеяться на защиту путем этих ужасных застенков XX века.

Год за годом тюремные ворота отворяются и возвращают миру истощенных, изуродованных, безвольных людей, потерпевших крушение и жизни с печатью Каина на лбу и с разбитыми надеждами впереди; их естественные наклонности извращены; их ждет на свободе лишь голод и вражда, и они скоро возвращаются на путь преступления, ибо это для них единственный способ существования.

Вполне обыкновенная вещь – встретить мужчин и женщин, проведших половину своей жизни или даже всю жизнь в тюрьке. Я знала женщину на Блэкуелль–Айланд, которая была 38 раз в тюрьме; один мой друг помогал юноше 17 лет, сидевшему в исправительной тюрьме, и не знавшему никогда, что такое свобода. От тюрьмы до исправительного заведения и обратно, – таков был путь его жизни, пока, наконец, он не умер от истощения. Эти личные мои впечатления подтверждаются многочисленными данными, которые вполне доказывают полную бесполезность тюрем, как средства устрашения или исправления.

Некоторые честные хорошие люди работают сейчас над новым направлением в тюремном деле, которое имеет ввиду восстановление человека., возрождение его, предоставление ему возможности сделаться снова членом общества. Как ни похвально это стремление, я боюсь, что не следует возлагать надежды на новое вино, налитое в старые меха. Только полная перестройка общества избавит человечество от язвы преступления. Все же если допустить пока паллиативы, можно пытаться улучшать наши тюремные заведения. Но прежде всего необходимо возродить общественную совесть, которая находится в жалком состоянии. Общество должно пробудиться, сознать, что преступление есть лишь вопрос степени, что мы все носим в себе зародыши преступления более или менее в зависимости от нашей умственной, физической и общественной обстановки; отдельный преступник есть лишь отражение направления всего общества.

Когда общественная совесть пробудится, то люди вероятно откажутся от «чести» быть борзой собакой закона. Человек перестанет преследовать, презирать преступника или не доверять ему и даст ему возможность жить и дышать среди его друзей. Учреждения, конечно, не сразу поддадутся новому течению, – они холодны, непроницаемы и жестоки; однако наверно будет возможно избавить тюремные жертвы от жестокостей начальства, стражи и надсмотрщиков. Общественное мнение – могучее оружие, и тюремщики боятся его. Их можно научить быть хоть немного вежливее, – особенно, когда они поймут, что от этого будет зависеть вся их служба.