Даже т страны, которыя оборудованы по послднему слову капиталистической техники, которыя переболли уже парламентаризмомъ, которыя выростили мощныя классовыя организаціи — и т еще далеки подлинному анархизму.
Сознательный массовой анархизмъ — организованный революціонаризмъ — только начинаетъ еще говорить (анархо-синдикализмъ), а подавляющее большинство революціонно настроенныхъ людей все еще мечтаетъ о «разумности» и блаженствахъ соціалистическаго государства и ждетъ просвщенныхъ указаній «сверху», отъ «вождей». Даже величайшее катастрофическое событіе современности — міровая война — дала поразительно мало въ смысл уясненія соціальнаго самосознанія. Въ Россіи же она обнаружила нашу исключительную неподготовленность и неумлость въ созиданіи новой общественности.
И мечтанія о водвореніи у насъ, въ Россіи теперь-же анархистическаго строя — не только безплодная, но и вредная утопія. Чрезмрныя иллюзіи губятъ самый анархизмъ.
Вчерашній paбъ не можетъ стать сегодня анархистомъ.
Вспомнимъ, какія словословія «народу-земледльцу», не желающему «государствовать», раздавались въ рядахъ славянофиловъ. Но уже и въ мессіанистическихъ кликахъ Хомякова прорывались тревожныя ноты о привычк къ рабству «народа-богоносца». Онъ ясно отдавалъ себ отчетъ въ томъ, что «народъ порабощенный (а гд нтъ еще сейчасъ въ анархистскомъ смысл не порабощеннаго народа? А. Б.) впитываетъ въ себя много злыхъ началъ, душа падаетъ подъ тяжестью оковъ, связывающихъ тло, и не можетъ уже развивать мысли истинно человческія».
Изукрашенная русская община имла весьма мало въ себ «анapхическаго». Въ ней не было личности, слдовательно, не было и сознанія человческаго достоинства. Не вс «изгои» могли быть и были анархистами, но возможные «анархисты» были среди «изгоевъ», а не оставались въ общин.
«Всего мене эгоизма у рабовъ» — говорилъ Герценъ, разумя подъ «эгоизмомъ» — личное самосознаніе, сознаніе личнаго достоинства.
И нужно, чтобы «рабъ», «порабощенный» — возвысился до личнаго самосознанія, воспиталъ въ себ сознаніе личнаго достоинства. А это не длается ex improviso, по желанію.
Что-бы ни дали возставшему рабу, или лучше, что-бы ни завоевалъ онъ (мы разумемъ рабство не только политическое, но и психическое), завоеваніе не длаетъ еще раба свободнымъ. Это перемщеніе господъ, перемщеніе власти — быть, можетъ, справедливое, но не заключающее въ себ еще ни атома «анархизма». Разв Бурбоны, Романовы, Гогенцоллерны не были рабами? Разв не были набиты рабами — демократическіе парламенты, соціалистическіе совты и комиссіи, революціонные трибуналы и пр.[34]
И какъ старая русская община не была анархической, такъ новая русская коммуна изъ «сегодняшнихъ» анархистовъ могла бы воспитать участокъ и урядниковъ. Кто далъ боле убжденные историческіе примры постыднаго крушенія коммуны, чмъ Кропоткинъ? Были, значитъ, внутреннія силы, которыя ломали ее. И силы эти были въ самыхъ людяхъ, еще не созрвшихъ для коммуны.Для анархистскаго строя мало пустыхъ, нигилистическихъ отрицаній, необходимо творчество. A послднее требуетъ любви къ свобод, любви къ труду и знаній.
И въ высшей степени ошибочно думать, что проповдь немедленнаго утвержденія анархизма, независимо отъ среды и мста, несетъ въ себ облагораживающій смыслъ для усвоившихъ подобный принципъ! Наоборотъ! Нтъ ничего страшне уродливаго истолкованія свободы. Какъ будто — «моему ндраву не препятствуй» или гильотины не выросли изъ своеобразной любви къ свобод.
Такая проповдь можетъ воспитать — маленькихъ «сверхчеловковъ», самодуровъ, апашей, хулигановъ, мародеровъ всякаго рода. Но все это насъ не только не приближаетъ къ анархизму, но, наоборотъ, безконечно удаляетъ отъ него. Это — не «опрощеніе» анархизма, но безстыдное извращеніе его. Что общаго между неограниченнымъ уваженіемъ къ правамъ личности и требованіемъ равенства анархизма и той полной беззаботностью насчетъ «ближняго» и общественности, которая характеризуетъ всхъ первобытныхъ индивидуалистовъ.
Поэтому, однихъ упованій на творческія возможности анархизма — мало. Его принципы, легче, чмъ всякіе иные, могутъ быть дурно поняты, ложно истолкованы, неправильно примнены. Анархизмъ долженъ не только общать права, но и указывать на анархическій долгъ, на обязанности, вытекающія изъ анархизма.
И потому звучитъ почти обманомъ довольно обычный лозунгъ — «возьмите, берите анархизмъ»!
Брать только для того, чтобы завтра-же — изъ за неумлости или безсилія отдать и оставить все по-старому, значитъ не только понести безполезныя жертвы, но и надолго погубить самую идею въ глазахъ «дерзнувшихъ».
Творческое завоеваніе должно исключать возможность возвращенія къ старому; надо не только умть взять, но и умть удержать, укрпить за собой разъ отобранное. Поэтому, лозунгъ — только «взять» безъ всякихъ дальнйшихъ помышленій вовсе даже и не анархическій лозунгъ.
Для анархизма требуется двойная подготовка.