Анархо-гарем

Стараясь говорить не своим голосом, а голосом страшного орка – я приказал тощему неонацисту:

– В сторону, щенок!.. Молчи – и мы не выпустим тебе кишки.

И так как обосравшийся ультраправый не сразу двинулся с места – я отвесил бритоголовому пару сочных оплеух.

Нацик сел в углу. Затрясся и заплакал.

От страха или от унижения?..

А мы сориентировались – и взялись за дело.

Надо сказать: мы порядком нервничали. И у меня, и у моих товарищей – дрожали руки.

Мы превратили компьютеры в груду пластика и металла. Перевернули столы, кресла и диваны. Сорвали со стены и разодрали неонацистское знамя. Намалевали аэрозолью надписи: «Да здравствует социальная революция!..» – «Смерть нацистам!..» – «Анархия – мать порядка!..» – «Потный – убийца!..».

– Сворачиваемся, – сказал Иван.

Оставив позади разгромленный вражеский офис и истекающего соплями худого нацика – мы растворились во мраке.

8. Арест

Ночью я переступил порог родной квартиры.

Аиша сразу проснулась. Посмотрела на мои перепачканные аэрозольной краской руки – вздохнула, но ничего не сказала.

Затем спросила:

– Чай будешь?.. Сейчас разогрею тебе щи.

Пока я хлебал суп – жена грустно смотрела то на меня, то в пол. Не в ее привычках было меня «пилить». Но от одного только взгляда темных Аишиных глаз – в которых не было даже укора – на меня накатило неодолимое чувство вины.

До чего я дошел?..

Вообразив себя революционером-анархистом – я громлю неонацистские офисы. Герой!.. А о жене не подумал. Как – должно быть – болело ее сердечко, когда я отправился куда-то на ночь глядя!..

Позор мне. Я забыл, что имею право на анархо-деятельность постольку поскольку обеспечил достойную жизнь своей второй половинке. А я ведь ничего не обеспечил!..

Нет. Это Аиша ходит на работу в бутик – принося в семейную кубышку хоть какую-то копеечку. А я?.. Только ем, сплю, хлебаю кофе – да еще шатаюсь где-то дождливыми вечерами.

Одно дело – Иван и Петр. Холостяки. А я обязан помнить об Аише. Я ее муж и единственный защитник.

– Аиша. Я…

– Да?..

– Я… люблю тебя…

Больше я ничего не смог из себя выдавить.

– Я тоже тебя люблю, – тихо отозвалась жена.

Мы легли в постель. Долго ворочались. Не спали. Непрекращающийся ливень – колотил в окно.

Кажется – я заснул только под утро, когда дождь наконец перестал.

Скоро Аиша меня разбудила. Поцеловала – и сказала, что идет на работу.

– Угу, – только и ответил я, снова соскальзывая в сон.

Но в царстве Морфея я гостил недолго. В дверь позвонили.

«Наверное, Аиша что-то забыла», – подумал я, разлепляя веки.

Сунув ноги в шлепанцы – я потащился открывать.

– Именем Русской Конфедерации!..

С порога мне сунул в нос свою пурпурную «ксиву» амбальный полицейский при полном обмундировании.

– Какого?!.. – выдохнул я.

Но полицейские (их было двое) молча оттеснили меня от двери – и втекли в квартиру.

– Именем Конфедерации: вы арестованы по подозрению в терроризме!.. – счел наконец возможным объяснить вторжение амбал в погонах.

– Что?!..

Вихрь закружился у меня в голове.

Я – конечно – понимал: тщедушный нацик, которому я врезал, сразу же после нашего ухода вызвал своих дружков и полицаев. Но чтобы нас так быстро вычислили?!.. Да еще обвинили в терроризме?!..

Юридически, то, что мы с Петром и Иваном провернули – только хулиганство да порча имущества. Впрочем, известно: закон – что дышло. Нас могут выставить хоть террористами, хоть педофилами.

Я похолодел и одеревенел.

Мне не дали позвонить Аише. Не дали даже в руки взять телефон. Будто я был мешок с картошкой – меня просто выволокли из квартиры и погрузили в полицейскую автомашину.

…В следственном изоляторе я подвергся утонченным издевательствам и оскорблениям.

Пузатый майор орал на меня. Обзывал «анархистской свиньей». И требовал, чтобы я во всем признался. Потому что – мол – Петр и Иван все равно меня выдали.

К чести моей: я не раскололся.

В свое время я читал о подлом полицейском трюке. Революционеру говорят: «Твои товарищи от тебя отреклись» – хотя это не так – чтобы морально сломить «преступника».

Я отвечал майору, что скажу что-нибудь только в суде – когда увижу моих друзей. То требовал, то чуть ли не умолял дать мне позвонить жене.

В изоляторе меня держали неделю.

И это было только начало моего страдного пути.

9. Суд

Получилось, как я предполагал: я пожал руки Петра и Ивана в зале суда – куда нас доставили прямиком из следственных изоляторов.

Мои товарищи выглядели усталыми и помятыми. Но держались молодцами.

Мы торчали в «обезьяннике» – отгороженные от публики решеткой. Зал наводняло приличное количество людей: какие-то дядечки в пиджаках и при галстуках, тетеньки чуть ли не в бальных платьях, полицейские. Обиженным волчонком сидел в углу тот худосочный нацик – которого я угостил парой оплеух.

Одной из последних в зале появилась Аиша. Бледная, дрожащая – она напоминала лилию на ветру.

Слов нет – какая буря поднялась в моей душе, когда я увидел жену. Как заныло мое сердце!..

Я ведь был так виноват перед Аишей!..

А она?.. Она нашла в себе силы улыбнуться мне. Помахать мне ручкой.

Жирный судья – пыхтя и отдуваясь – поднялся на кафедру. Позорное разбирательство началось.