Анархопокалипсис (СИ)

Город, именуемый Холмом, был пристанищем самых разнообразных отбросов общества, а его расположение лаконично сочеталось с названием. Убежище бродяг и изгнанников было весьма труднодоступно для простого обывателя, и крайне опасно для самонадеянного авантюриста. Местные наёмники, они же бродяги, брались за любую работу, независимо от сложности сделки. Превыше всего здесь чтили негласный «Кодекс Бродяги» и «Плату». Дурная слава Холма молниеносно разлетелась по всей округе, ещё со времен его становления, привлекая разнорабочих на протяжении столетия и формируя нерушимую общину. Живой бартер позволял быстро обзавестись оружием или охраной, а принимать плату в виде печатных знаний — здесь не стеснялись и вовсе! Более того, на Холме такого рода валюта ценилась превыше всего.

Оборот уцелевшей и неугодной информации держался под строгим надзором, и мог повлечь за собой трибунал для жителей подконтрольных империи земель, однако городок на холме разительно от них отличался. Территориальная ценность названного «городом» поселения быстро потеряла актуальность ещё с того времени, как некий Бродяга подозрительно быстро нашел общий язык с военными и получил право на своеобразную автономию некогда задрипанного пустыря недалеко от заброшенной горнолыжной базы, к югу от величественных Татр. А за счет своевременной уплаты налогов со стороны щедрого Папочки Бирмунда, который держал поселение последние 40 лет, Холм поистине расцвел, превратившись в самый настоящий, пусть и крохотный город, куда нет-нет, да захаживали важные гости и заплутавшие бродячие псы.

Кристин впервые пришлось посетить это место. Всё вокруг заметно отличалось от общего ландшафта постанархических земель. Нагорье обустроили что надо! Чего стоила сплошная трехметровая железобетонная стена и полноценные здания, построенные уже после анархогеддона. Девушка уверенно шагала по вжатым в землю деревянным половицам, внимательно изучая новую местность и прислушиваясь. Подобие культурного паркета было здесь неспроста, а расположение ведущих к крупным постройкам дорожек лишь подтверждало догадки. Широкую площадь украшали цивильные клумбы с искусственными цветами, сухие кустарники и мертвые деревья. И всё бы ничего, если бы единую улицу не завершала обшарпанная железная дорога. Смотрелось это довольно дико, учитывая, что рельсы начинались у противоположного конца поселения и уходили в глухую железобетонную стену. Однако сейчас это не особо волновало гостью, которая сбавила свой широкий, размашистый шаг и осматривалась.

Построек было немного: справа от парадного входа, на приподнятой деревянной веранде, располагалась местная забегаловка; чуть дальше виднелся корпус госпиталя, если судить по выцветшему красному кресту, смежный с бараками на верхних этажах; а в конце городка красовался длинный массивный ангар, высотой в полтора этажа, который словно скрывался за высокой общагой.

«Интересно, каков принцип местной иерархии?» — задумалась Крис, оглядывая четырехэтажную общагу из белого кирпича. Нынче такие высокие дома были большой редкостью. Что уж говорить об огромном хорошо охраняемом ангаре высотой в три этажа, который занимал треть улицы слева и загораживал собой очертания широкой шарообразной конструкции. По обе стороны от широких парадных ворот стояли красиво отделанные скамейки и клумбы, а отсутствие прочих построек словно подчеркивало левый сектор. В остальном — смотреть было особо и не на что. Исключением оставались уличные светильники и гирлянды, непривычные для простого обывателя. Электроснабжение было исключительной роскошью для жителей подконтрольных земель и нарочито демонстрировало статус хозяина, или зажиточного предпринимателя.

Первым делом путница направилась в сторону скромной двухэтажной ночлежки с яркой вывеской: «Кратер». Поднявшись по крепким ступеням веранды и оттолкнув тяжелые двери из стали, покрытые крупными вмятинами, Кристин почуяла едва ощутимый запах спирта и пороха. И ещё… премерзкое чувство необъяснимой тревоги. Войдя, она ничуть не удивилась обстановке внутри: сидящие за единственным длинным столом, справа от бара, бродяги смеялись и спорили о чем-то своем. Бронированная барная стойка красовалась напротив входа, справа от лестницы на второй этаж, и располагала четырьмя высокими стульями с вращающимися круглыми сиденьями. Бетонные стены, выложенные крепкими досками, украшали пожелтевшие плакаты в стеклянных рамках и старинные технические платы неизвестного происхождения. Резная мебель разительно отличалась от сельской, а с потолка свисали лампы в нелепых абажурах, слепленных из переплавленных в причудливые формы осколков разноцветного пластика. Однако ни теплое освещение, ни атмосфера вечного пьянства доверия не внушали.

За баром стоял тощий долговязый мужчина преклонного возраста. Азиатские черты лица, потрепанный серый пиджак и неуклюже завязанный галстук-бабочка завершали и без того чудаковатый образ хозяина кабака, а из его выделяющейся плеши безобразно торчали редкие пучки тёмно-русых волос.