Анасейма

По правде говоря, Татьяну мало волновали оценки дочек, она даже дневник Алсу никогда не проверяла. В конце дня никогда не спрашивала, что и по каким предметам получили, и что изучали. Её интересовало другое: какой домашний питомец у подруги Алсу, над чем сегодня смеялась Марина и почему Инна так любит столовский компот, может, туда добавляют зелье?

Вероника Павловна задумалась: проблем с учёбой у Марины, к сожалению, не было. Не выбивалась в лидеры, но и схватывала довольно быстро. Правда в тетрадях развела настоящую грязь. Это была вторая причина, по которой учительница решила побеседовать с родителями Юдиной.

Раскрыв тетрадь по математике, она ткнула пальцем в поля.

– Полюбуйтесь.

Везде, где оставалось свободное место Марина нарисовала дельфинов. Татьяна невольно улыбнулась.

– Красиво, – тут же спохватилась: – Я скажу, чтоб рисовала в блокноте.

С того дня Марина стала пропускать ещё чаще и её прогулы приобрели раздражающую стабильность.

[1] Митилястры – ракушки вытянутой формы с горизонтальными и вертикальными бороздами, небольшого размера.

Вероника Павловна обратилась к директору, он терпеливо её выслушал, согласился по всем пунктам обвинений в адрес средней Юдиной и вызвал родителей теперь уже в свой кабинет. На каждый вызов приходила Татьяна. Но после её визитов ничего не менялась.

Марина не пропускала только уроки физкультуры. На них Инне требовалась защита. Неуклюжая и пугливая, она постоянно подвергалась насмешкам одноклассников, а Марина оберегала и не давала её в обиду. Иногда просто переключала внимание на себя, нарочно делая какую-нибудь глупость. Когда играли в «Совы и воробьи», она прикрывала Инну, чтоб её не затоптали, если играли в мяч – изображала клоунаду со скользкими кривыми руками, чтоб смеялись над ней, а не над сестрой. Марину насмешки не трогали, большинство одноклассников она просто игнорировала, будто их не существует в её вселенной. Там и так было мало места, и допускать туда посторонних она не планировала, всех вытесняло море.

В Штормовом осталась только одна школа. Небольшая, старой постройки, с узкими крашенными коридорами. Позволить себе роскошь выбирать учителя или класс никто не мог. Да и не было это принято.

 Дети, угодившие в класс к Веронике Павловне, выпускались в среднюю школу закалённые и готовые почти к любому катаклизму, правда некоторые успевали заработать невроз и постыдно страдали от энуреза на нервной почве. Такая вот начальная школа жизни, в которой выживал тот, кто научился хитрить или лебезить, сидеть тише травы и дышать беззвучно, а некоторые развили в себе и умение отключать слух.

 В течение года Марина не раз встречала маму в коридорах школы. Догадывалась, что визиты эти неспроста, опять её отлучки стали причиной вызова родителей, но никаким наказанием для неё они не оборачивались. Вера Павловна изливала желчное недовольство на директора, он требовал Татьяну для головомойки, но на этом цепочка обрывалась. Счастливчик даже не знал, что Марина сама себе урезает уроки.

Вне курортного сезона, когда он распаковывал самогонный аппарат, лучше было не попадаться ему для воспитательных бесед. Он мог применить и ремень, правда после порки жутко раскаивался и покупал подарки. Татьяна знала о нетрезвой манере воспитания мужа, а потому фильтровала информацию о проступках дочерей, предпочитая улаживать проблемы самостоятельно.

Марина и хотела бы не пропускать, но усидеть не могла. Как только чувствовала, что задыхается, начинала планировать очередной побег. Почти всегда сбегала к пирсу, устраивалась на самом краю и разговаривала с морем.

 В одну из таких вылазок в середине декабря она поскользнулась на обледеневших досках и неудачно упала на руку. Острая боль пронзила локоть и сковала кисть неподвижностью. Марина дотащила портфель к домику спасателей, оставила его прямо на открытой веранде в углу и пошла на остановку. До больницы можно было добраться пешком, но очень уж рука болела, она боялась, что не выдержит и расплачется.

В автобусе рука разболелась сильнее, теперь ещё и пульсировала, распирая рукав куртки, будто дрожжевое тесто. Слёзы скопились в углах глаз, но не пролились. До дверей больницы Марина добралась молча, стиснув зубы. А вот врач, осматривавший её, расшумелся не на шутку. Перелом, тем более закрытый, его не удивил, видел он и пострашнее, а вот неуместная самостоятельность девочки вызвала бурю эмоций.

Марина выслушала неистовые словоизлияния доктора, не менее эмоциональные реплики медсестры и спросила:

– Когда я смогу плавать?

Пришлось вызвать родителей. За дочкой явился Счастливчик. Переговорив с хирургом, подписал всё, что нужно, даже солидарно повозмущался, что дети пошли нынче безрассудные. Из больницы Марина вышла хмурая, недовольная и с гипсом. По дороге домой Счастливчик заехал в магазин и купил торт.

Татьяна уже знала о переломе и ждала их у ворот, растрёпанная и растерянная. Увидев хмурую, но вполне невредимую дочку, кинулась обнимать.

– Русалочка моя, как ты?

Марина пожала плечами.

– Доктор сказал, что гипс снимут через пять недель, летом я смогу плавать.