Анастас Микоян

Он смотрел вперёд. Когда в войне произошёл перелом, он стал задумываться о предстоящем великом деле: восстановлении разрушенного хозяйства и экономики. Микоян, как мы уже знаем, симпатизировал США и хотел, чтобы в послевоенном мире Советский Союз и страны Запада сохранили бы взаимовыгодные отношения. В октябре 1943 года Аверелл Гарриман предложил Микояну обдумать идею кредита. Речь шла о своеобразном аналоге «плана Маршалла»: США помогают СССР встать на ноги. Правда, для получения новой ссуды Советский Союз должен был полностью рассчитаться за поставки по ленд-лизу. Микоян разработал проект соглашения о кредите на 1 миллиард долларов сроком на 25 лет под 0,5 годовых. Проект обсуждали на заседании ГКО. Против выступили Молотов и Вознесенский. Позже Молотов, с подачи Сталина, изменил свою позицию на противоположную и предложил запросить кредит в шесть миллиардов долларов. Американцам сообщили, те взяли паузу на обдумывание. Пока думали Сталин отказался от идеи брать в долг.

Сталин, разумеется, союзникам не доверял ни на грош. Вдобавок после побед под Сталинградом и на Курской дуге, после конференции в Тегеране Сталин вдруг понял, что он превращается в самого могущественного политического лидера мира. Восстановление разрушенной страны не так волновало его, как перспектива послевоенного раздела Европы. Возможно, он полагал, что установление контроля над восточной частью Старого света в значительной степени компенсирует расходы на ликвидацию послевоенной разрухи в СССР.

Чем отчётливей прорисовывались контуры новой политической карты мира, тем более настороженно смотрели друг на друга союзники по Антигитлеровской коалиции. Миллиардный американский кредит мог стать рычагом давления на Советский Союз, в части внешней политики на освобождённых европейских территориях, а этого Сталин не хотел.

Микоян же мыслил совершенно по-другому. И не только он один. Миллионы думающих и влиятельных людей в СССР рассчитывали — или, если угодно, мечтали — о том, что получат возможность насладиться плодами Победы, что в стране произойдёт хотя бы частичная либерализация, что гражданам дадут, наконец, возможность «пожить». Наступало подходящее время. Народ был сплочён, как никогда. Сталина буквально боготворили (не все, разумеется). Близкая победа сделала людей счастливыми. Все предвкушали мирное благополучное послевоенное будущее. Разумеется, надеялись, что уровень жизни повысится: поверженная Германия компенсирует все убытки, три с половиной миллиона пленных немецких солдат заново отстроят всё, что сожгли и разрушили.

Вдобавок из Европы стали сотнями тысяч возвращаться демобилизованные, отвоевавшие советские солдаты и офицеры. Потоком поехали трофейные BMW и «Опели». По стране поползли многочисленные рассказы о благополучных европейцах, которые, оказывается, живут вовсе не так тяжело, как это преподносит официальная пропаганда. Уют, чистота, порядок, бытовые удобства, отличные дороги — наши «дембеля», увешанные орденами, всё это видели своими глазами и были потрясены. Зазвучали — негромко, конечно, в узком кругу — резонные вопросы: «как они умудрились проиграть войну, если у них всё так умно налажено?», «зачем вообще они к нам полезли, если и без того хорошо жили? Чего им не хватало?» И главное: «если мы их безоговорочно победили — когда мы начнём жить так же хорошо?»

Тем временем товарищ Сталин всё больше и больше беспокоился перспективами создания в США принципиально нового оружия огромной разрушительной силы: атомной бомбы. Такие работы велись американцами в Лос-Аламосской национальной лаборатории (LANL) с 1943 года. Советская разведка знала о центре в Лос-Аламосе с первых дней его существования. Военные секреты похищались у союзников в промышленных масштабах.

Большая часть завербованных американских специалистов помогала русским бесплатно, из идейных соображений.

Здесь, конечно, не место для подробного исследования истории создания советской атомной бомбы. Отметим лишь два момента. Во-первых, Сталин действительно всерьёз опасался перехода Второй мировой войны в Третью мировую — атомную и уничтожения Советского Союза американскими атомными зарядами. Во-вторых, создание советской бомбы (руководил проектом Берия) потребовало огромных ресурсов, и людских, и финансовых, и организационных. Создание бомбы — очень и очень дорогое удовольствие, если можно так выразиться. Атомный проект никак не касался Микояна, но тот, поднаторевший в экономике, видел, что деньги из казны — и так пустой — уходят в неизвестном направлении.

Послевоенную ситуацию сильно ухудшила засуха 1946/47 года и последовавший голод, усугублённый развалом сельского хозяйства, нехваткой рабочих рук и общим пренебрежением Сталина к крестьянству. Голод этот мы помним по рассказам наших дедов и бабок. Люди ели траву и берёзовую кору — и это в 1947 году, когда половина Европы уже находилась под контролем СССР.