Анастасия, боярыня Воеводина

— Видите ли, когда мне было пять лет отец получил эту проклятую корону Чехии, фактически, Богемии, а это значительно больше. Короновался он как король Богемии. Но поспешил. Надо было вначале уладить все с императором. Это было возможно, но он схватил только корону. Мы переехали в Прагу. Мама только что родила Рупрехта и была беременна Морицом. Они погодки. Отец совсем не уделял внимания семье. Маме было не до нас, носила она тяжело, а на меня стали жаловаться няньки. Утверждали, что не могут со мной справиться. Что я все время придумываю новые шалости. И вот, когда моя бывшая кормилица устроила скандал, что я за завтраком облил ее кипятком, отец обратил внимание и сказал, что я уже вырос, и теперь за моим поведением и воспитанием будет следить гувернер. И они наняли пана Збышека. Я тогда сам не понимал, почему со мной постоянно случаются происшествия. То вода разольется, то земля из горшков с цветами просыплется. Пан Збышек мне не понравился, он был весь как мороженая рыба. Глаза черные, тусклые, и как будто неживые.

Князи переглянулся с женой. Она кивнула. Фред продолжил:

Я очень хотел от него избавиться, и поэтому решил продолжить шалости уже сознательно. Подкарауливал нянек в коридорах, обливал водой, рассыпал землю, и надеялся, что противного гувернера уволят, как не справившегося. Но сделал только хуже. Этот Збышек переговорил с отцом, тот вызвал меня, сказал, что я веду себя недостойно наследника, поэтому пан Збышек, опытный воспитатель, с хорошими рекомендациями, советует забыть о статусе кронпринца, и применить ко мне методы, как к обычному непослушному мальчишке. И он дает свое согласие. Сами понимаете, чем для меня это обернулось. Теперь меня стали наказывать за малейший проступок. Во время урока нельзя было даже повернуться, что бы не заработать наказание. Стояние на горохе в углу, было самым легким. Порки следовали одна за другой. Однажды я не выдержал и побежал к матери жаловаться. Она выслушала и сказала, что детей всегда наказывают, что надо быть послушным мальчиком, и тогда все наладится. Думаю, именно тогда я стал холодно относиться к родителям. А потом, перед самой битвой на Белой горе, он исчез. Просто исчез. Я тот день хорошо помню. За ужином в очередной раз провинился, случайно просыпал дорогой сахар мимо чашки. Гувернер меня предупредил, что бы я готвился, перед сном он меня накажет, как я того заслуживаю. Я лежал в кровати и тихо плакал, ожидая очередного унижения и боли, Мысли у меня были самые черные. Я тогда дошел до того, что украл охотничий кинжал у отца. Решил, что нападу на жестокого гувернера, и зарежу. Лежал и сжимал кинжал в руке, под подушкой. Но он не пришел. Я так и заснул, не укрывшись одеялом. Он всегда приказывал ждать его с закатанной выше пояса ночной рубашкой, не закрываясь одеялом. Я представлял, как я перерезаю ему горло, и он истекает кровью, а я смеюсь от счастья. И уснул. Потом влетела нянька, приказала срочно одеваться, мы уезжаем. Больше я его не видел. Все. Наверное, именно в это время я понял, что полагаться на родителей нельзя, решения надо принимать самому и спасать себя тоже. Это и помогло решиться сбежать из дома, когда там снова стало невыносимо.

Фред сидел, опустив голову, вновь переживая темный период своего детства.

Супружеская пара молчала. Первой ожила Анна.

— Фридрих, извини, сколько это продолжалось?

— Почти все время, пока мы были в Праге. То есть, практически год.