– Если появится интересный собеседник и желание внимательно отнестись к нему, можно быстро научиться общаться на удобном для него языке. Например, сейчас я говорю на твоём языке.
– Ты хочешь сказать, на русском.
– На твоём русском. Я стараюсь говорить теми оборотами и словами, которые именно ты употребляешь в своей речи. Мне было немножко трудновато сначала, так как у тебя маленький словарный запас и повторяющиеся обороты речи. Чувства тоже слабо выражены. Таким языком трудно изложить достаточно точно всё, что хотелось бы.
– Подожди, Анастасия, сейчас я спрошу тебя что-нибудь на иностранном, а ты ответишь мне.
Я сказал ей «здравствуйте» на английском, потом на французском. Она тут же мне ответила, но не словами, а жестами здороваясь со мной.
К сожалению, иностранными языками я не владею. В школе учил немецкий, и то на «три». На немецком я и вспомнил целую фразу, которую мы со школьными товарищами хорошо заучили. Её я и сказал Анастасии:
– Их либе дих, унд гибт мир дайн хенд.
Она протянула мне руку и ответила на немецком:
– Я даю тебе руку.
На щеках её вспыхнул румянец. Она снова протянула мне руку и шёпотом произнесла:
– Ты что-то очень хорошее сказал мне, Владимир…
Она понимала меня, на каком бы языке я ни говорил.
Поражаясь услышанному, ещё не веря своим ушам, я спросил:
– И что же, каждого человека можно научить всем языкам?
Я интуитивно чувствовал, что этому необычному явлению должно быть какое-то простое пояснение, и мне хотелось осознать это.
– Анастасия, давай рассказывай моим языком и постарайся с примерами и чтоб понятно было, – попросил я немножко взволнованно.
– Хорошо, хорошо, только успокойся, расслабься, а то не поймёшь. Но давай я сначала тебя писать научу на русском языке.
– Умею я писать, ты про обучение иностранным языкам рассказывай.
– Не просто писать, я писателем тебя научу быть, талантливым. Ты напишешь книгу.
– Это невозможно.
– Возможно! Это же просто.
Анастасия взяла палочку и начертила на земле весь русский алфавит со знаками препинания. Спросила, сколько здесь букв.
– Тридцать три, – ответил я.
– Вот видишь, букв совсем немного. Можешь ты назвать то, что я начертила, книгой?
– Нет, – ответил я, – это обычный алфавит, и всё. Обычные буквы.
– Но ведь и все русскоязычные книги состоят из этих обычных букв, – заметила Анастасия. – Ты согласен с этим? Понимаешь, как просто всё?
– Да, но в книгах они расставлены по-другому.
– Правильно, все книги состоят из множества комбинаций этих букв, расставляет их человек автоматически, руководствуясь при этом чувствами. Из этого и следует, что сначала рождается не комбинация из букв и звуков, а чувства, нарисованные его воображением. У того, кто будет читать, возникают примерно такие же чувства, и они запоминаются надолго. Ты можешь вспомнить какие-нибудь образы, ситуации из прочитанных тобой книг?
– Могу, – подумав, ответил я.
Вспомнился почему-то «Герой нашего времени» Лермонтова, и я стал рассказывать Анастасии. Она прервала меня:
– Вот видишь, ты можешь обрисовать героев этой книги, рассказать, что они чувствовали, а с момента, как ты прочитал её, времени прошло немало. А вот если бы я попросила рассказать, в какой последовательности расставлены в ней тридцать три буквы, какие выстроены из них комбинации, ты смог бы это воспроизвести?
– Нет. Это невозможно. Я не помню дословно всего текста.
– Это действительно очень тяжело. Значит, чувства от одного человека передались другому человеку с помощью всевозможных комбинаций из тридцати трёх букв. Ты смотрел на эти комбинации и тут же забыл, а чувства, образы остались и запомнились надолго… Вот и получается, если душевные чувствования напрямую связать с этими значками, не думать о всяких условностях, душа заставит эти значки стать в такой последовательности, чередуя комбинации из них, что читающий впоследствии почувствует душу писавшего. И если в душе писавшего…
– Подожди, Анастасия. Ты скажи понятнее, конкретнее, на каком-нибудь примере покажи мне про обучение языкам. И кто тебя этому учил?
– Прадедушка мой, – ответила Анастасия.
– Расскажи на примере.
– Он играл со мной.
– Как играл, рассказывай.
– Так ты успокойся, ну, расслабься. Никак не могу понять, почему ты волнуешься?
И она продолжала спокойно:
– Прадедушка играл со мной, как бы шутил. Когда он приходил ко мне один, без дедушки, всегда подойдёт, поклонится в пояс, протянет руку, я ему свою. Он мне руку сначала пожмёт, потом на одно колено встанет, поцелует ручку мою и говорит: «Здравствуй, Анастасия».
Однажды он пришёл, всё сделал, как всегда, и глаза, как всегда, смотрят на меня ласково, а губы говорят какую-то непонятность. Я смотрю на него удивлённо, а он снова уже что-то другое говорит, совсем бессвязное. Я не выдержала и спра- шиваю:
– Ты, дедулечка, забыл, какое слово сказать надо?
– Забыл, – ответил прадедушка.
Потом прадедушка отошёл от меня на несколько шагов, подумал о чём-то и снова подходит, руку протягивает, я свою ему. Он на колено опускается, целует мне руку. Взгляд ласковый, губы шевелятся, но вообще ничего не говорит. Я даже испугалась. Тогда и подсказала ему: