Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых

«Анастасия! – бывало, кричал ее муж. – К тебе гости!» Достаточно скоро она выходила к ним, «завораживающая взгляд старая дама, – вспоминает Раффин, – тонкая, стройная, с прекрасным безупречно белым цветом лица, густыми коротко подстриженными волосами, как правило, обесцвеченными до белизны, длинным четко очерченным носом с высоко поднятой переносицей и прекрасными сверкающими голубыми глазами» {28}. А следом за ней шествовали животные – несколько десятков кошек и более двадцати собак, «и ни одно из животных не выглядело плохо и не внушало страх» {29}. Она не любила тех, кто приветствовал ее, обращаясь «Ваше императорское высочество», называл «великой княгиней» или даже «Анастасией». Ей хотелось, чтобы ее просто звали «миссис Мэнехен» {30}. Она по-дружески поддерживала любую беседу, когда видела, что тем, кто пришел к ней, ничего от нее не нужно. Однако, если кто-нибудь донимал ее расспросами, она обычно становилась сердитой или просто прекращала обращать внимание на задаваемые вопросы. «Какое это имеет значение, если он думает, что я – это не я? – такой вопрос, сидя за обедом, задала она о каком-то скептике. – Кому это важно? Может быть, я и не есть я. А может, и наоборот. Если что меня сейчас и интересует, то это мороженое – давайте его съедим!» {31}

Между собой муж и жена Мэнехены говорили на английском языке, по крайней мере в первые годы их брака. Однако теперь, после столь многих лет, прожитых в Германии и в окружении дам из немецкого общества, английский язык Андерсон в значительной мере ухудшился, хотя он и до этого не производил особого впечатления. Миссис Мэнехен говорила с акцентом, который никто не мог точно определить, это был неясный горловой поток слов, пересыпанных вышедшими из употребления идиомами и оборотами, бессистемно соединенными вместе в совершенно безграмотных предложениях. Однако вскоре семья Мэнехенов приспособилась пользоваться смесью английского и немецкого языков, а затем, когда они были предоставлены самим себе, то только одним немецким, вследствие чего ее навыки в английским с течением времени только ухудшались. Мэнехен звал свою жену «Анастасия», произнося это имя в нос и врастяжку, как того требовал его акцент джентльмена из южных штатов, тогда как она называла своего мужа «Ганс», уменьшительное имя от немецкого имени «Иоганн» или «Йон» {32}.

О русском языке не могло быть и речи. В 1973 году юрист Брайан Хорэн, который оказался под сильным впечатлением от дела Андерсон, устроил ее встречу с князем Давидом Чавчавадзе, сыном княгини Нины Георгиевны. Сама Нина Георгиевна встречалась с Андерсон и не признала ни одной из ее претензий, однако его тетка Ксения восприняла ее как великую княжну Анастасию, и в силу этих обстоятельств его очень интересовала та хрупкая женщина, с которой ему наконец довелось встретиться. Задумав испытать ее знание русского языка, он повторил, очень медленно и четко выговаривая слова, рассказ, который передавался в его семье, о том, как сама Андерсон однажды случайно заговорила на этом языке, когда речь зашла о ее любимцах – длиннохвостых попугаях. В прошлые годы она вполне понимала, о чем шла речь в разговоре на русском языке, даже в тех случаях, когда для ответа на вопрос пользовалась немецким, но теперь, выслушав Чавчавадзе, она смотрела на своего гостя и выглядела совершенно изумленной {33}. Хорэн и князь покинули дом, убежденные «что она не поняла ни слова» из того, что сказал Чавчавадзе {34}.