Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых

Великая княжна продемонстрировала свое презрение к подобному отношению начиная с первого же дня. Зачастую она отказывалась выходить из своей спальни, если собиралось слишком много желающих увидеть ее. Она даже есть предпочитала в одиночестве и лишь изредка присоединялась к семейству за обеденным столом {29}. Но несмотря на подобные сложности, жизнь в семье барона на первых порах показалась ей вполне сносной. Ей покупали новые платья в самых модных магазинах Берлина, ее вывозили на экскурсии в музеи и во дворцы Гогенцоллернов в расположенном неподалеку Потсдаме. {30} Кроме того, множество эмигрантов приносили ей журналы, газеты и книги о семье Романовых, к которой она якобы принадлежала, дополняя все это сувенирными альбомами, фотографиями и почтовыми открытками, которые ценились ею особенно высоко {31}. Как вспоминал Николай фон Швабе, она «постоянно просила меня принести ей фотографии императорской семьи» {32}. Ее собрание фотографий выросло до таких масштабов, что включало в себя фотографии теток, дядей и двоюродных братьев Романовых, а также гессенских родственников императрицы Александры и иных членов королевских семейств Европы, и Неизвестная хранила их, соблюдая строгий порядок. Часто можно было видеть, как она сидела в одиночестве, разложив вокруг себя свою коллекцию портретов, и часами изучала изображенные на фотографиях лица. Но стоило посетителям войти в ее комнату, она чаще всего закрывала фотографии одеялом {33}.

Герда фон Клейст, самая младшая дочь барона, вспоминала, что даже в те первые дни предполагаемая великая княжна «не обращала абсолютно никакого внимания» на стремительное развитие, которое получало ее дело {34}. И это было подлинной правдой. Единственное, на что она дала согласие, – это установление истины в вопросе о ее личности; это было необходимо, учитывая убеждение Пойтерт, что она та дочь Николая II, которую звали Татьяной. В конце ее первой недели пребывания в семье фон Клейст решение этого вопроса ускорил сам барон. Он передал Неизвестной лист бумаги, на котором им были написаны имена всех четырех дочерей Николая и Александры, и спросил, как ее называть. Неизвестная взяла перо и подчеркнула имя «Анастасия»; несколькими неделями позже она сделала то же самое перед баронессой {35}. Данные действия позволили решить одну проблему, но ведь никто не знал, как теперь обращаться к ней: называть ее Неизвестная было более неуместно, но также неуместно было и обращаться к ней «Ваше императорское высочество». Претендентка на звание великой княжны решила этот вопрос, предложив семейству фон Клейст, обращаясь к ней, «не соблюдать» этикет, который потребовался бы согласно заявленному ей титулу великой княжны, и временно остановиться на обращении «фрейлейн Анни» {36}.

В те первые дни фрейлейн Анни представляла мало доказательств, подтверждающих ее претензии на титул, хотя время от времени возникали ситуации, не особенно значительные, но заставляющие задуматься. В один из дней, как о том говорилось позже, Зинаида Толстая пришла с визитом к фон Клейст. Она села за рояль в гостиной и стала рассеянно наигрывать мелодию какого-то вальса. Говорили, что, услышав мелодию, предполагаемая великая княжна испытала то, что нельзя назвать иначе как «потрясение» и залилась слезами. Этот вальс был сочинен братом Толстой, и до революции она часто играла его великим княжнам в Царском Селе. Толстая увидела в этом убедительное свидетельство того, что претендентка и есть Анастасия, кто бы еще мог вспомнить такую малоизвестную мелодию? {37}

Эта «история с фортепьяно» вскоре получила очень широкое распространение в мифах, связанных с делом претендентки на звание великой княжны, но как подтверждающее происхождение девушки свидетельство она имела серьезные изъяны. В своих письменных показаниях под присягой, данных ей по данному делу, Толстая не вспоминает об этом, предположительно сыгравшем важную роль событии. Это любопытное упущение, если только оно не свидетельствует о том, что Толстая относит его к фактам, о которых известно только самой истице {38}. На самом же деле эту историю пересказывала, и очевидно со слов своего мужа, баронесса Мария фон Клейст, и спустя несколько лет после того, как произошло предполагаемое событие. В своем же заявлении последняя написала просто: «Фрау Толстая села за рояль и стала играть вальсы прошлых лет. После этого фрау Толстая сказала мне, что она убеждена, что “Неизвестная” является великой княжной Анастасией» {39}. Здесь нет ни слова о реакции претендентки, ни упоминания о том, что она узнала мелодию.