Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых

Шестнадцатого августа Франц Йенике, друг Николая фон Швабе, прогуливаясь по Берлинскому зоопарку в Тиргартене, случайно нашел претендентку и привел ее к себе в квартиру {60}. Она была серьезно настроена больше не возвращаться в дом к фон Клейстам, с другой стороны, баронесса сказала Йенике, что эта молодая дама «более не вправе рассчитывать на гостеприимство в нашем доме». Однако на следующий день Мария фон Клейст пришла навестить ее. Войдя в комнату, она, неожиданно для себя, увидела фрейлейн Анни в подавленном состоянии, причина которого ей была непонятна. «На ней не было ничего из той одежды, которую мы ей дали, – вспоминала баронесса, – и она в молчании сидела в гостиной, низко опустив голову и не говоря ни слова». Когда баронесса стала настаивать на разговоре, претендентка на титул великой княжны дрогнула и залилась слезами. «Я чувствую себя такой грязной! – говорила она, рыдая. – Я не могу смотреть вам в глаза!» {61} Баронесса дала свое согласие на то, чтобы претендентка возвратилась в ее дом, однако Йенике устроил так, что фрейлейн Анни пожила некоторое время у его друга Франца Грюнберга, инспектора Департамента полиции Берлина.

Это было началом беспокойной фазы переездов в жизни фрейлейн Анни: в течение нескольких следующих лет она переходила из одного дома эмигрантов в другой, временами возвращаясь в дом фон Клейстов, но лишь для того, чтобы спустя малое время убежать к капитану Николаю фон Швабе и его жене Алисе, оттуда в берлинские апартаменты Йенике, друга и единомышленника капитана фон Швабе, а затем в грязноватую квартиру Клары Пойтерт или под опеку инспектора берлинской полиции Франца Грюнберга {62}.

Она во многом оставалась женщиной-загадкой, и согласие или несогласие с ее претензией на великокняжеский титул было в меньшей степени обязано объективным свидетельствам, нежели желанию и вере тех, кто приходил взглянуть на эту побитую жизнью молодую особу, которая могла быть единственным уцелевшим потомком их убитого императора. Многие из тех, кто не поверил ей, подозревали, что фрейлейн Анни была просто пешкой в чьей-то игре, находилась под влиянием некой группы, которая подготовила ее для этой исключительно трудной роли. После русской революции прошло всего несколько лет, и появившаяся в Берлине претендентка на великокняжеский титул в глазах многих являлась советским секретным агентом, внедренным с целью сеять раздоры внутри эмигрантской общины {63}. Другие в этой общине перешептывались и указывали пальцами друг на друга, полагая, что некоторые недобросовестные товарищи по изгнанию использовали ее, чтобы предъявить претензии на якобы неслыханные богатства Романова, хранящиеся в европейских банках. Но подобные предположения являлись чистой нелепостью: захоти Советское государство или какая-то группа монархистов, недовольных текущим развитием событий, внедрить в общину лжекняжну, они вряд ли остановили бы выбор на столь эмоционально неуравновешенной и необщительной особе, какой оказалась фрейлейн Анни. Это был один из наиболее убедительных доводов, высказанных в ее пользу.

Так она то появлялась в Берлине, то уезжала из него, то приходила, то уходила из частных домов и наемных квартир, проходя сквозь сознание эмигрантской общины как живой призрак ушедшего прошлого, призрак, который шептал слова надежды, но не открывал, что таит будущее.

7 Рассказ о спасении

Случилось так, что именно в тиши апартаментов семейства фон Клейст претендентка на княжеский титул поведала то, что она назвала сказанием о своем спасении из бойни в Екатеринбурге. Она всегда неохотно соглашалась говорить на эту тему, и когда ей случалось делать это, разговор сопровождался всплеском эмоций и неприкрытым горем, то и дело сопровождался слезами. «Я прошла через все, – говорила она бывало, – через грязь и все прочее, через все, что только можно вообразить!» {1} Рассказ носил обрывочный характер, и тем, кто на начальном этапе поверил ей, а главным образом барону фон Клейсту, который, как отмечала его жена, «старательно записывал все, что она говорила» в ходе длившихся часами бесед, приходилось ждать недели и даже месяцы, прежде чем она добавляла еще несколько фраз {2}. Зинаида Толстая и Клара Пойтерт дополняли то, что было рассказано ею, подробностями, которые смогли узнать от нее, и все это соединялось одно с другим в попытке создать последовательное изложение событий. {3} Оправдание такому недостоверному, бессвязному и изобилующему противоречиями повествованию люди, поверившие ей, видели в душевных и физических травмах, которые получила девушка. Ее противники относились к этому рассказу как к абсолютной фальшивке.