Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых

Когда Жильяр впервые услышал утверждения Ратлеф-Кальман, он был вне себя от гнева и настаивал на том, что никогда не называл фрау Чайковскую «Ее императорским высочеством» или же «великой княжной Анастасией». Подобные утверждения Ратлеф-Кальман, писал он, являлись «заведомой ложью», «словами, которые никогда не произносились», но были использованы, «чтобы создать у читателей впечатление, что я был убежденным сторонником претендентки, но потом изменил тон своих заявлений» {55}. Создавалось впечатление, что позиция Жильяра неуязвима, особенно если учесть, что даже Зале усомнился в словах, которые были процитированы Ратлеф-Кальман, но бывший учитель сделал достоянием общественности письмо, полученное им в январе 1926 года. В этом письме Ратлеф-Кальман уверяла его, что любые утверждения, что «он признал в пациентке великую княжну без всякого сомнения не соответствуют действительности» {56}. Позднее, после того как в 1957 году суд вынес решение отклонить иск претендентки, Жильяр сжег это письмо вместе со всеми материалами по данному делу, включая собранные им свидетельские показания, которые были даны против последней {57}. Как он объяснил, все это дело в целом, включая бесчисленные обвинения со стороны Ратлеф-Кальман и других в том, что они лгали по поводу признания прав претендентки, причиняли боль, поэтому когда в 1957 году стало известно решение суда, он хотел, чтобы больше ничего не напоминало ему о фрау Чайковской {58}. Но поскольку этого письма больше не существовало, некоторые из сторонников фрау Чайковской пришли к выводу, что на него можно либо просто не обращать внимания, и не утруждая себя предъявлением доказательств, объявить, что Жильяр просто лжет {59}. Но, что характерно, Ратлеф-Каль-ман никогда не подвергала сомнению ни факт публикации письма 1929 года, ни его подлинности, что позволяет предположить, что именно она написала это причинившее вред письмо.

Даже сама Ратлеф-Кальман упоминает сведения, которые опровергают ее утверждение о том, что семья Жильяр узнала в претендентке Анастасию. Как было отмечено ею, в последнее утро визита отношение обоих супругов к пациентке «подверглось значительному изменению по сравнению с предыдущими днями. Нет сомнения, что это связано с рассказами семьи фон Швабе и других лиц, утверждавших, что фрау Чайковская узнала о семье Романовых из книг, фотографий и встреч с эмигрантами. В последнее утро визита Жильяр сказал Зале, что он и его жена не могут найти «ни малейшего сходства» между претенденткой и Анастасией. Но тогда как понимать слова, сказанные им при прощании: «Мы уезжаем, но у нас нет возможности утверждать, что она не является великой княжной Анастасией»? Весьма вероятно, что они были продиктованы не неуверенностью, а скорее почтительным отношением к Ольге Александровне. Вряд ли супруги Жильяр были неспособны определиться с выбором, но они понимали, что им не следует высказывать свое мнение до того, как его выскажет великая княгиня. Об этом в декабре того же 1925 года бывший учитель говорил в конфиденциальной беседе одному из эмигрантов: несмотря на «твердое убеждение, что Чайковская не является великой княжной Анастасией Николаевной, я не имел полномочий делать какие-либо официальные заявления» {60}. Спустя неделю Александра Жильяр эхом повторила это в своем письме в дипломатическое представительство Дании в Берлине: «Принято ли в Копенгагене какое-нибудь решение о ней? Что они намереваются делать?» {61}

Но и при таких обстоятельствах Жильяр, изучая это дело, продолжал поддерживать постоянные контакты с Зале, с Ратлеф-Кальман и с членами русской эмигрантской общины в Берлине. «Со времени моего второго приезда в Берлин я не скрывал от вас, что проведенное мною расследование дало только отрицательные результаты, но мне представляется, что и не будучи привлеченным к этому делу, мне все равно нужно беспристрастно и добросовестно изучать по мере их поступления все новые факты, с тем чтобы дать претендентке хотя бы шанс и не упустить ничего, даже самого несущественного. Со времени моего первого приезда в Берлин, все сведения, полученные от вашей пациентки, были либо доступными всем знаниями, либо вещами, известными узкому кругу близких, но содержащими такие ошибки, которые никогда бы не сделала Анастасия Николаевна» {62}.