Зная о грядущих испытаниях, государыня готовилась к ним. Дорогие для нее драгоценные вещи откладывала отдельно, чтобы можно было скоро найти. Что-то, по-моему, высылала за границу. В нашей семье на вещах ставился особый знак, это как бы пароль. В затруднительных случаях по этому знаку помогут и пропустят. Еще был знак благоденствия России, мы, девочки, сами придумали его. О благоденствии дорогой и любимой России говорил князь Оболенский. Движение благоденствия началось с празднования 300-летия Дома Романовых. Еще один знак — свастика, это мистический и политический знак, им увлекались старшие, но он не противопоставлялся кресту Господа. Государыня была в числе приверженцев свастики, мы, девочки, не интересовались этим.
Государыня любила заниматься политикой, но это у нее не очень-то получалось. Она желала быть осведомленной обо всем, что происходит, и прилагала к этому усилия, но получалось это у нее не всегда аккуратно. Ее недруги говорили, что она поддерживает своих немцев. Государыня была скрытная, иногда она писала шифрованные письма, делала это наедине и нас этому не учила. Нельзя сказать, что она была исключительно умная, как, например, Софья Ковалевская или Мария Кюри, женщины, совершившие великие открытия, но умная и способная женщина, умнее придворных и своих подруг.
На политические дела у государыни уходила третья часть времени. Что-то ее беспокоило, потому и занималась политикой, не зная, для чего ей это было нужно. Государыня не любила ездить и часто принимала у себя. Доверенных людей у нее было немного. Баронам в важных делах не очень-то доверяла, считая их хлюстами. Принимала их, конечно, вежливо, приветливо, но до больших дел не допускала. Иностранцев в делах не терпела. Евреи никогда не приходили к ней, она их не допускала. Распутин был связан с евреями, об этом маме говорили Милица и другие. Государыня как будто соглашалась с тем, что Григория следует отдалить, но мер к тому не принима. Секретарь Александры Федоровны — Митрофан Шелехов, симпатичный образованный господин лет сорока, находился на третьем этаже. Иногда государыня приглашала его на чай или кофе.
Некоторыми ее делами распоряжался также камердинер Волков, она доверяла ему. Камердинер Волков дружил с камердинером государя Чемодуровым, оба они хорошие христиане, любили ходить в церковь, молиться Богу, встречаться с набожными людьми. У Чемодурова не было своей семьи, жена и дети умерли. Ростом он чуть выше государя, уже пожилой человек. Человек положительный, серьезный и добрый. Иногда он выполнял мои просьбы. Однажды передал записку Сене Ивлеву, моему женишку, это было уже после революции, когда Сеня стал юнкером. Сеня обещал приехать в одно из воскресений, но не появился, и я просила Чемодурова разыскать Сенечку, узнать, что случилось. Камердинер нашел его и привез письмо, сказав, чтобы не волновалась. Сеня не смог приехать.
Очень хозяйственный Чемодуров заведовал гардеробом у государя. Он любил отца и был предан ему. Комната Чемодурова находилась недалеко от кабинета государя, и он все время прислушивался, сам никого не побеспокоит. Государь и камердинер очень дружили. Из важных дел государь поручал своему камердинеру отвезти почту или встретиться с кем-либо, если сам не мог встретиться. Чемодурову можно было довериться, он сделает все как надо.
Государыня хорошо относилась к солдатикам, во дворце их было немного: семь и полицейские во дворце и в саду, мама угощала их и что-нибудь дарила. Государь не любил, когда его охраняли, он был бесстрашный, мог среди ночи пойти, куда хотел, и никого с собой не взять, любил быть один. Ходил ночью в сад и молился под деревом.
В отличие от него мама одна никуда не ходила, брала с собой одну из девушек: Дашу, Лушу, Домнушку, Анну. Это были все хорошие, преданные девушки.
Мама любила переписываться со своими знакомыми, письма ее нежные, добрые. Иногда писала своим шифром, этому она научилась у своего милого брата в Германии, дяди Вилли, которого потом терпеть не могла. Такие письма она писала в Англию. Когда наступили тяжелые времена, ей советовали уехать в Англию, но мама отказалась, говорила, что страны лучше России для нее нет. Государыня немного знала письмо с мистическими знаками, вроде иероглифов, но писала ли им постоянно, не знаю.
Государыня всегда сочувствовала добрым начинаниям, никогда сразу не отказывала, говорила, что надо посмотреть, разобраться. Умная и рассудительная, она учила Алешеньку, чтобы вдруг ничего не делал, сначала подумал, потом поговорил с дельными хорошими людьми, разобрался, а главное — слушал старших. Мальчик так и поступал, ничего не начинал без совета с папочкой и дядей Михаилом Александровичем, спрашивал последнего:
— Как вы скажете?
Встречи с государыней устраивали фрейлины и близкие дамы в Аничковом дворце — так удобнее. Приходили дворянки, мещанки и крестьянки с делами, и государыня помогала им. Приходилось Марии Федоровне мириться с тем, что государыня принимает в Аничковом — так желали посетители.