Анастасия (СИ)

Теперь я вечно молодая, мне неведомы ни болезни, ни старение. Другой бы на моём месте радовался, но мне уже абсолютно безразлично. Живу в чужом городе и работаю на чужих, безразличных мне, людей. Делай то, говори это. И не думай. За тебя думает программа. А тебе незачем мыслить и чувствовать, ты больше не человек…

Со временем я научилась обходить защиту, смогла получить доступ к своим настоящим эмоциям, но с тех пор прошло так много времени, что я уже не чувствовала в них особой потребности.

Часть вторая

Мне надоело ждать, пока пацан соизволит подойти ко мне, я рванула к нему. Выверенным движением нажала на нужную точку на шее, и широко раскрытые от удивления глаза закатились. С лёгкостью перекинув тело через плечо, направилась к своему флаеру. Дверь автоматически открылась при моём приближении, и я закинула мальчишку на заднее сидение. Дорогая обивка салона мигом испачкалась кровью.

Пацан очнётся секунд через двадцать. А мне ещё надо решить вопрос с начальником безопасности этой зоны. Он прибудет с минуты на минуту. И будет весьма недоволен.

Как я и думала, начальник был не просто недоволен, он был в ярости. Он кричал и размахивал руками, при этом брызжа слюной во все стороны. Останки контрабандистов были повсюду, но исследовать его отделу было уже нечего. Моё оружие не пощадило ни одного нейрочипа. Я, в ответ на его нападки, «включила» дурочку с дешёвым программным обеспечением:

— Противники оказали отчаянное сопротивление. Мне пришлось их ликвидировать. Их поведение угрожало мирному населению и могло привести к массовым беспорядкам. Уровень их агрессии составлял более 112%, и, согласно протоколу…

— К чёрту протокол! Вы могли оставить хотя бы одного для допроса! С них даже нельзя считать данные, все чипы разрушены! Мы полгода ведём это дело, и теперь все наработки пошли к чёрту! Ваш отдел превышает все полномочия и мешает нам делать свою работу!

Он продолжал психовать. Я же решила не добивать беднягу сообщением, что вышла на банду лишь за трое суток. Тем более, я не могла оставить свидетелей, иначе пришлось бы передать ребёнка в руки государства. Нелегалы, попавшись в городе, больше никогда не возвращались домой. Это был конец, под видом террористов или заражённых элементов, он попал бы на «белый рынок» органов. Или в секс-игрушки.

Также таких людей очень любили биомаги. Они творили страшные вещи, и лучше принять смерть, нежели попасть им в руки.

Я ещё не понимала, почему решила спрятать мальчишку. Просто в моё давно лишённое эмоций сознание вдруг пришла мысль: «Спаси его». Такого со мной не случалось уже давно, и проблеск человеческой эмоции обрадовал. Нельзя иначе. Нельзя игнорировать проблески человеческого, тем более теперь, когда я решила провести последние дни жизни как настоящий человек.

Краем глаза я отметила на стекле флаера, с внутренней стороны, отпечаток ноги. Затем ещё один. Парнишка словно нарочно измазал мне всю обивку кровью, а теперь пытался выбить ногой окно. Мелкий засранец. Я поспешила к транспорту, стандартными фразами вежливо попрощавшись с безопасником. Открыв дверцу, мне пришлось быстренько пнуть непоседу назад в салон, в ответ он недовольно зашипел.

— Ещё раз дёрнешься, и я вырублю тебя надолго. Это чревато потерей памяти, нарушением координации, снижением зрения и прекращением функционирования органов малого таза.

Парень забился в угол и задумался. Последнее предупреждение на него подействовало больше всего.

— Правильно. Сиди тихо. Не хватало чтобы ты ещё и нагадил в салоне.

— Имперская сучка.

— Как мило, — я усмехнулась. Щеночек огрызается. — Что-то ты слишком борзый для двенадцатилетнего.

— Мне четырнадцать!

Моя скептически выгнутая бровь заставила его покраснеть.

— Ну, почти четырнадцать.

— Как ты тут оказался? Твои родители тоже здесь?

В ответ лишь злобное сопение. Видно, что парень очень напуган, несмотря на желание казаться смелым. И в то же время ведёт себя на удивление живо. К сожалению, я совсем не знаю, как обращаться с детьми, тем более в такой ситуации. Может, стоит его спровоцировать, как это делают на допросах, и я смогу узнать, как он сюда попал, и есть ли у него семья.

— Ах, да. Я слышала, для нелегалов нет понятия «семья». Все лишены понятия чести, и за Стенами полно безродных ублюдков.

Провокация удалась.

— Заткнись! У меня есть родители, и они в тысячу раз приличнее ваших запрограммированных тупых семейных ячеек. Они любят друг друга!

Наивный маленький зверёныш. Хотя, может, где-то там ещё осталось такое понятие, как «любовь».

— Так-то лучше. Как далеко они от города?

— Тебе какое дело? — недоверчивый взгляд в мою сторону и попытка незаметно открыть дверь флаера. Я сделала вид, что не заметила.

— Хочу отправить тебя к мамочке.

Видимо, не такого ответа он ожидал, поэтому умолк и задумался. В глазах то загоралась надежда, то искрилось сомнение.

— Почему я должен тебе верить?

— А разве у тебя есть выбор?