Анастасия. Вся нежность века

Вокруг государыни Александры Федоровны, сидящей на низенькой скамеечке, поставленной прямо на траву, собрался кружок дам, несколько из них – в строгих форменных платьях сестер милосердия, в белых клобуках с красным крестом. У ног Александры Федоровны на разостланном узорном ковре пристроилась старшая княжна Ольга с грустным отсутствующим лицом. Дамы, изредка перебрасываясь словом, щиплют корпию в корзину, стоящую на ковре.

В сторонке от гуляющей публики застыли наготове лакеи в дворцовых ливреях.

На возвышении, у просторной сквозной беседки, обставленной летней плетеной мебелью, в основном собрались военные.

На край большого прямоугольного стола без скатерти сдвинуты закуски, в центре разложена огромная карта Европы, легкий ветерок приподнимает и треплет ее края. Карта придавлена хрустальным кувшином, заполненным лимонной водой, и расчехленным полевым биноклем.

В кресле как-то боком, поджав под себя ногу и перегнувшись к карте, устроился Николай. Он в простой полевой форме, перекрещенной портупеей, с неизменным Георгием на левой стороне груди. Несмотря на жару, гимнастерка доверху застегнута. Козырек армейской фуражки отбрасывает тень на лицо и почти скрывает его глаза. Николай курит, часто забывая о горящей сигарете. В свободной руке у него остро отточенный карандаш, которым он постукивает по столу.

Свитские генералы и старшие офицеры в его окружении, в парадных мундирах с аксельбантами, при орденах и медалях, осанистые, некоторые с заметным брюшком, – все они выглядят куда солиднее и импозантнее Николая с его полковничьими погонами.

Ближе всех к Николаю в напряженной позе, окруженный штабными офицерами, стоит начальник генштаба. Чувствуется, что у них свой тяжелый разговор, и обоим не до красот природы. Генерал склонил голову в полупоклоне, он оправдывается.

Здесь же в беседке, среди свитских, в таком же уланском мундире, как у нашего капитана, и генерал Сазонов. У него несколько полноватая фигура, мягкое, «домашнее», простое русское лицо, которое он украдкой вытирает от жары платком. Он весь обращен в слух, стараясь не пропустить ни слова из того, о чем говорят вблизи царя. По-видимому, речь как раз идет о нем. Вместе с тем его взгляд часто скользит по сторонам – генерал старается держать в поле зрения мадам Сазонову.

Отсюда хорошо видно, как внизу, на корте, молодежь шумно играет в теннис. Сквозь зелень деревьев тускло серебрится зеркало пруда. На берегу у куртины из отцветшей жимолости собралась оживленная группа наездников. Неподалеку от них и цесаревич Алексей в сшитой специально для него военной форме с ефрейторскими лычками. С помощью дядьки-матроса он неловко пытается устроиться в седло высокого велосипеда. Велосипед явно велик для щуплого подростка.

От группы всадников отделяется женская фигура и приближается к ним. Это Анастасия. Она сидит боком в дамском седле, на ней обычная светло-бежевая юбка, в которой она играла в теннис, и шитая белым шелком тонкая батистовая блузка, розово отсвечивающая в предплечьях. Вокруг шляпки на голове обвита газовая вуаль, играющая на ветру. Она в прекрасном настроении, от нее исходит сияние молодости и счастья, ее появление становится центром притяжения для окружающих.

Перегнувшись в седле к Алексею, она шутливо комментирует его неуклюжие попытки совладать с велосипедом, и вскоре улыбаются уже не только сам Алексей и дядька-матрос, но и все вокруг. Рассмешив всех и заразив хорошим настроением, Анастасия резко трогает коня. Ее вуаль-шарф трепещет в просветах деревьев все дальше и дальше от пруда.

* * *

За этой сценой внимательно наблюдает уланский офицер. На его лице, каждый раз поворачивающемся вслед за Анастасией, как подсолнух за солнцем, попеременно отражается все, что происходит у пруда, и он улыбается вместе со всеми, хотя очевидно, что с того места, где он стоит с мадам Сазоновой, невозможно расслышать ни слова. Но вот шарф Анастасии, мелькнув в последний раз за поворотом, исчезает из виду, и офицер решительно прерывает собеседницу:

– Простите, мадам. Похоже, ваш муж начал серьезно беспокоиться нашим затянувшимся разговором. Зачем давать ему напрасный повод?

Мадам Сазонова не понимает его решительной интонации.

– Нисколько он не обеспокоен. Он привык. Как, впрочем, и к неприятностям. В последнее время все чем-то недоволен. Будто, в самом деле, я виновата, что на фронте дела у нас не блестящи! – Мысль кажется ей забавной, и мадам находит нужным подчеркнуть это несколько ненатуральным мелким горловым смешком. – Да что мне вообще за дело до этого старого тюфяка, когда я вас почти год не видела!

Но улан более не склонен поддерживать разговор. Суровея лицом, он бросает на ходу:

– Извините, мадам, служба! – и, бесцеремонно оставив собеседницу, вскакивает в седло и устремляется за княжной.

* * *

В беседке Николай подносит к глазам бинокль:

– Кто это там, рядом с Анастасией?

Один из свитских генералов торопливо подходит к перилам и, перегнувшись, всматривается вдаль:

– Капитан лейб-гвардии ее императорского величества уланского полка князь Ильницкий, ваше величество!