– Ваш, Павел Андреевич? – обращается Николай к генералу Сазонову.
– Так точно, ваше величество. Мой. Из наших, – с незаметным вздохом отвечает Сазонов. – Только что с фронта, отпуск по ранению.
– Больно прыток ваш капитан.
– Совершенно справедливо, ваше величество. Отчаянная голова. По молодости отважен без меры. Но в деле хладнокровия не теряет. За бой под Любечем удостоен ордена Георгия Победоносца, а за недавнюю вылазку под Джарки, помните, ваше величество, где целую роту австрияков взяли, представлен к внеочередному званию полковника, – будто рапортуя, докладывает Сазонов. – Приказ уже готов и пошел по инстанциям.
– Больно прыток, – с ударением повторяет Николай.
– Что есть, то есть, – наконец правильно понимает его интонацию генерал. – Повеса, бретер каких поискать. На передовую, под пули добровольцем пошел после какой-то темной истории с дамой.
– Ну и глупо. Под пули ради Отечества идут, а не из-за дамских капризов, – как бы про себя, нехотя, бросает в сторону Николай. И после долгой паузы добавляет: – А ведь приказ я могу и не подписать…
Во время этой сцены Николай не отнимает бинокля от глаз. Теперь и мы можем видеть сквозь окуляры бинокля, как на большом отдалении, голова к голове, идут быстрым аллюром лошади царевны и капитана. Обоим очень весело, они возбуждены, громко перебрасываются репликами.
Капитан на скаку почти прижимается щекой к Анастасии. Нам понятно, что он пытается придержать ее лошадь, погасить скорость. Анастасия же, принимая все это за продолжение игры, нарочно не слушается и убыстряет ход.
Воздушная лента-вуаль с ее шляпки распускается и щекочет лицо князя. Он старается поймать ленту губами. На краю ленты золотой нитью вышит вензель великой княжны Анастасии Николаевны – АN с царской короной наверху…
Какое-то время камера смотрит на прелестную картину окружающего через дымку газовой ленты с трепещущим вензелем.
Но скачка становится все опаснее, лошадь не слушается Анастасию. Она уже по-настоящему испугана.
– Ваше высочество, бросайте поводья, бросайте поводья, я вас подхвачу!
Царь привстает на цыпочки, всматриваясь в бинокль:
– Пошлите же к ним кого-нибудь, пошлите немедленно!
Сазонов не по возрасту проворно выбегает из беседки отдать распоряжение.
– Да бросайте же поводья, княжна, черт вас возьми! – грубо кричит на нее капитан, как на новобранца на плацу. По его искаженному лицу мы понимаем, что дело очень серьезно.
Но Анастасия теперь уже из страха вцепилась в поводья, не в силах разжать сведенные пальцы.
Ильницкий идет рядом в такт крупной рысью и, улучив момент, ловким движением стягивает княжну с дамского седла, бросает поперек своего скакуна.
Избавившись от наездницы и почуяв свободу, лошадь Анастасии, постепенно сбавляя ход, отрывается далеко вперед.
Капитану вскоре удается осадить своего коня, он спрыгивает на землю и принимает княжну на руки.
Князь буквально удерживает ее в своих объятиях и не спешит отпускать, внимательно рассматривая ее лицо. Это становится неприличным. И Анастасия это осознает.
– Оставьте меня, как вы смеете!
Остатками смятого букета из простых полевых цветов, который был прикреплен у ее пояса, она неумело хлещет офицера по лицу.
Тот, нисколько не уклоняясь, лишь немного ослабляет объятия и все так же смотрит ей в лицо.
– Виноват, ваше высочество, неловок, – ничуть при этом не смущаясь и не отпуская рук, произносит он. Между ними трепещет воздушный шарф, как бы соединяя собой их головы.
Вдруг шарф отрывается и улетает в пруд, некоторое время держится на воде, быстро напитывается влагой и тонет.
– Ах, мой шарф!
Капитан оборачивается и, увидев тонущий шарф, немедля бросается в пруд, успев снять только фуражку. Он сразу ныряет и надолго уходит под воду. На поверхности пруда расходятся широкие круги.
Шутка явно затянулась. Зависает гнетущая тишина. Княжну охватывает волнение, она уже в панике.
Через некоторое время голова капитана все же появляется из воды довольно далеко от берега, он шумно отфыркивается и вскоре – весь в прилипшей тине и водорослях, но с шарфом в руках – выбирается на берег.
Анастасия облегченно вздыхает. Под портупеей у капитана застряла крупная лягушка, но он ее пока не замечает. Он выглядит откровенно нелепо и понимает это. Картинно, по-шутовски, Ильницкий преклоняет колено и преподносит мокрый, с нитями запутавшихся водорослей скомканный шарф Анастасии.
– Ах, нет! Стоило ли так рисковать! Зачем он мне теперь?
– Вы позволите, ваше высочество, оставить шарф себе на память об этом чудесном дне?
– Ну что вы такое говорите, зачем вам…
– Я прошу вас…
– Ну, хорошо, конечно, возьмите! Какой вы, право, настойчивый!
Ильницкий хочет заправить шарф под борта кителя, и его рука неожиданно наталкивается на дергающуюся за портупеей лягушку.
Это замечает и Анастасия.
Она вскрикивает так громко, что на ее крик оборачиваются все, кто находится поблизости. Капитан недоуменно рассматривает лягушку, держа ее перед собой. Анастасия визжит, закрыв лицо руками. Вокруг начинают собираться люди.