Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких

Ильинский передал факс Ринату, сидящему рядом. Тот внимательно прочитал.

– Да, перевод правильный: «На нас упала стена…»

– Эрик, собирай спасательный отряд, – сказал генерал, – из Америки звонила подруга Букреева. Ринат говорил с ней. Она в отчаянии и готова оплатить часть расходов по спасательной операции. Я дам команду выписать командировочные на четверых альпинистов и срочно заказать им билеты. С нашими вертолетчиками в Непале договоримся, чтобы спасателей забросили прямо под гору и они не теряли драгоценное время.

Все понимали, что искать людей в такой лавине бесполезно. Пока Симоне спустился, пока дождался вертолета, пока долетел до Катманду, пока отправил факс, прошло время. Но надо было использовать любой шанс. Генерал встал со стула и нервно ходил по кабинету. Начальник спортивного клуба армии был огорчен и подавлен, но привык «держать лицо». Двое мужчин – Новиков и Ильинский, связанные службой и давней дружбой, по-товарищески переглянулись.

– Кого возьмешь? – спросил Ильинский у Рината.

– Я? – удивился Хайбуллин.

– В Непал полетят четверо. Ты назначаешься руководителем поисковых работ, – твердо сказал тренер.

– Я возьму Диму Муравьева, Андрея Молотова и Сергея Овчаренко, – мгновенно сориентировался Ринат.

– Анатолий хотел работать и зарабатывать деньги, – продолжил свою мысль генерал. – Он же не переставал ходить даже в начале 90-х, в самую смуту, когда был крах всего, что строилось семь десятилетий, когда многие альпинисты были вынуждены бросить горы, чтобы выжить. Мы же все сдавали экзамен на твердость духа, – горячо продолжал Новиков, – и в спорте остались только самые преданные. Но самое-то любопытное заключается в том, что он тратил заработанные деньги на организацию новых экспедиций. Замкнутый круг какой-то!

Генерал вопросительно смотрел то на Ильинского, то на Хайбуллина, но эти двое были альпинистами экстра-класса и хорошо понимали мотивы Букреева. Они знали, что тот мог бы выйти из круга, только выполнив поставленные цели. Ведь таких горовосходителей, которые посягнули на программу «14 высочайших вершин», во всем мире единицы, и у Анатолия был бы очень высокий рейтинг. Только вот на двенадцатом восьмитысячнике судьба установила для него финишную черту, поставила жирную точку, словно он выполнил свою жизненную программу.

Тут позвонили из канцелярии, сообщили, что командировочные удостоверения готовы, а курьер поехал в авиакассу.

– Хорошо, ждем, – ответил генерал-майор.

Павел Максимович поднялся из-за стола, подошел к книжному шкафу и достал оттуда книгу «Восхождение», изданную на английском языке. Он положил ее на стол и открыл.

– Мне иногда казалось, что он просто одержим горами, – заговорил Новиков, – и что это было, если не прощание?

На титульном листе четким и острым почерком Букреева, выдававшем сильную, волевую, целеустремленную личность, были написаны стихи.

Горы имеют власть звать нас в свои края.
Там навсегда остались лежать наши с вами друзья.
Тянутся к высоте люди большой души.
Не забывайте тех, кто не пришел с вершин.

Под четверостишием стояла размашистая подпись Букреева.

– Толя пришел ко мне, рассказал, что отправляется в зимнюю экспедицию на Аннапурну, и подписал для меня эту книгу. Мы поговорили и пожали друг другу руки. Когда он вышел из кабинета, я прочитал это и понял, что Букреев попрощался. Если бы я только мог его вернуть, сказать, что горы стояли и стоять будут, а жизнь – одна… А помнишь, Эрик, как Букреев приехал к нам из Челябинска? У нас уже была команда мастеров, чемпионов СССР. Как вы его звали тогда?

– Поначалу ребята звали его Челяба, – сказал Ильинский, – потому что тогда он был простым парнем из Челябинска. С альпинистами общался мало, а вот на турбазе «Алматау» его друзьями были инструкторы-горнолыжники.

– Он ведь работал в школе тренером по лыжной подготовке? – уточнил генерал.

– Так вот он и показал всем нам, на что в горах способен лыжник, – ответил тренер.

Букреев советовался с Ильинским по поводу тренерской деятельности в альпинизме, но не успел этим заняться. Он не оставил после себя ни учеников, ни потомства.

Его остров в океане был поглощен пучиной.

Ильинский и его команда

УБукреева была нелегкая жизнь. Он жил в Алма-Ате совсем один, без семьи, без поддержки, а когда после экспедиций парни разъезжались по домам, где их с нетерпением ждали близкие, Толя ехал в свой пустой барак. Хотя он любил одиночество, был немногословным, тщательно оберегал свое пространство и держался особняком. Его стали звать Букой – в силу несколько замкнутого характера и сократив его фамилию. Он не был угрюмым, но у него был своеобразный юмор, который мало кто понимал и воспринимал. Как говорил Юрий Горубнов, он шутил про себя и для себя, не стараясь кому-то понравиться.