И ещё одно:
«
30 августа 1950 г.Милый Борушок!
А денёк у нас вчера был дюже хорош. Выходим это, значит, вечерком из своего фигеля на вулыцу. А тут-то зараз наш станичный письменосец навстречу. Его наши станичники деревянным казачком зовут, потому что руки и ноги у него, как у деревянной игрушки – пряменькие, несгибающиеся и врастопырку. Вот, значит, вон (по-нашему, по-старинному это – он) машет нам обеими своими деревянными ручками и кричит: “Во-о-о!.. Во-о-о!..”
И пожалуйте нам – келломякское Ваше письмо и Михуилкину победоносную телеграмму.
Сам понимаешь, Борушок, какими козлами мы с Нюхой запрыгали! У всех хорошо, всё хорошо… тьфу! Тьфу!.. Ты вроде как дебютируешь в литературоведстве, мы в драматургии, Мишка большой и Лизаветка, бывшая маленькая, – цветут и прочее, прочее.
Разумеется, мы трошки взволновались. И сразу запахло изгнанием из Рая. Легли уже спать не в девять, а в десять! Проходит пять минут, десять, пятнадцать – и вот хфантазия! – не храпим. И даже от нервов у Нюхи обе ноги дрыгаются, а у меня вся морда чешется, а воособенно за обеими ухами.
Пришлось вставать, запаливать десятилинейную лампу нашу и накапывать валерьяно-ландышевые. Ими только и спаслись. А наутро Нюха уже проснулась стройной городской газелью из БДТе – станичной жопы как не бывало, – пуза также, хрудки уже в опскуповском лифчике – кончен их бал – нагулялись, стало, на слободке! А я уж сочиняю Мише телеграмму, подсчитываю казну и прочее, и прочее.
Нда, прости-прощай наши файфоклоки-тэ – харбузом с хлебушком, пять стаканов парного молочка на ужин, вяленый белезняк на завтрак, донские вареники на обед…
Прощай: вокно, вулица, вон, фигель, слюз (шлюз) и двузья – станичные партсекретари и подруги – станичные монашки и гроздья молдавского винограда, свисающие нам прямо в рот… Словом, прощай-прости наш двадцатипятидневный Рай!..
15-го у моей актрисы начало сезона, значит 15-го она уже наверняка в Ленинграде.Целуем, Борушок, обнимаем тебя, Ризаветку, Олю, Мишу, Зою, Мишку и кланяемся тем комаровцам, которые к нам благоволят.
Ваши донские казаки (ещё три дня!) Анатоль Мариенгоф и Аннэт Никритина».А там и приписка Никритиной:
«Всё, Борушок, точно, к сожалению, окромя жопы, она проклятая при мне и в весе не убавилась – сам понимаешь: вареники и раковые пироги – будет тебе за что ухватиться.
Целую, жажду встречи. Нюха»Как видите, и в Советском Союзе послевоенного времени нашлось местечко, которое писатель был готов принять за рай. Тихий Дон. Ростов. Случилась ненадолго у нашего героя своеобразная отдушина.
Лечение