Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов

В конце сороковых – начале пятидесятых у Мариенгофа начинает шалить здоровье. С одной стороны – оно и понятно, приближается старость. Да и жизнь в Ленинграде, полном дождей и пронизывающих до костей ветров, не сахар. С другой стороны, занятия спортом должны были отдалить быстрое старение. Мариенгоф уважал футбол, волейбол, часто играл с сыном в теннис. И всё равно проблемы со здоровьем появились неожиданно.

Стали подводить ноги. Анатолий Борисович проходит обследование, но врачи отделываются стандартными благоглупостями, мол, это всё возрастное. Такая позиция и окажется губительной.

На протяжении доброй половины пятидесятых здоровье начнет угасать. В 1950 году, в 1952-м и 1953-м Мариенгоф будет ездить в Пятигорск – в санатории на лечение. К нелёгкому лечебному делу он относится крайне серьёзно. О пропущенных процедурах даже напишет жене и раздраженно, и практично:

«Цацкаюсь же я со своими ногами, хотя мне это противно во как! Я бы давным-давно на себя плюнул, но у меня есть Нюха, и вот таскаюсь по Пятигорскам, и макаю себя во всякую дрянь, и, как старая жидовка, лечусь и лечусь…

2 дня праздников – это здесь довольно трудное занятие – всё гуляет, и ты изволь, хочешь или не хочешь, тоже гуляй. День тащится бесконечно. Я только и высчитываю: столько-то потерял ванн, столько вспрыскиваний, столько-то грязей. А 4-го в воскресенье – опять потери… Будь они неладны со своими гуляниями…»

Можно представить, чего это стоило Мариенгофу, любителю покутить и насладиться прелестями бытия. Вот несколько отрывков из писем нашего героя к жене:

«Курить я бросил, про водчёнку забыл, забыл до Ленинграда, да и про всё прочее, что называется жизнью».

«До чего же, Мартынчик мой, жизнь у меня роскошная! Одной подставлю задницу – колет! Перед другой вытяну проклятые ножки – массирует. Перед которой лягу на брюхо – купает моё бренное тельце в серной водичке. Пятой…

Короче – и для пятой, и для шестой, и для седьмой дело около меня находится.

Во какая персона!

И если после всего этого я не заиграю в Ленинграде в теннис, ей-ей, буду самое неблагодарное животное»

(

26 апреля 1952 года).

«А меня, Мартушок, уже запрягли – циркачить (в физкультурном кабинете). Ну и выкидываю я “коленца” своими паршивыми коленчиками! Но знаешь, Мартынчик, приходится здорово работать “на обаянии”: обаяю и обаяю врачей, сестёр, подавальщиц (не подавальщиц! – на этих и глаз не косит), банщиц, физкультурниц, секретарш и прочих, и прочих, и прочих особ женского пола.

Таким “милым” и “обаятельным” я ещё во всю жизнь не был. Иначе: пропала бы моя телега и все четыре колеса, то бишь, две ноги…

А тут, к примеру, и “коленца” выкидываю не в общем зале, а в кабине за занавеской»

(

28 апреля 1952 года).