Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов

«Мишутка, дорогой ты мой, дело-то какое: я был у Таирова, он твёрдо порешил ставить “Идиота” и получил на это разрешение Александрова. Тут же мы с Ал<ександром> Як<овлевичем> составили тебе телеграмму, которую он должен был отправить молнией. Надо лопнуть, но стремительно достать экземпляр. Ты понимаешь только, чем это пахнет? Сегодня пойдёт у Таирова, завтра по всей России. А мы с тобой богаты – рантье до конца (вероятно, не больно отдалённого) дней своих суровых.

Я думаю, Миша, если экземпляр не найдётся, нам надо с тобой встретиться в том же месте, где встретились три министра иностранных дел. Их путешествие полезней было, однако состоялось. Так вот встретиться и, как это ни противно, написать во второй раз».

Но пока всё остаётся на уровне разговоров. Вспомнили о пьесе только к концу 1953 года. Мариенгоф из очередной московской командировки пишет другу:

«Ты, Мишуха, конечно, сам понимаешь, что записку тебе я писал при Плотникове472. Отсюда и все её качества. Если Яншин пьесу возьмёт, т.е. подпишет договор, разумеется, не колеблясь, отдавай ему. Но… резерв за спиной всегда иметь полезно. Будешь себя уверенней чувствовать с Яншиным. Теперь вот что: если пьесу придётся отдавать Плотникову, имей в виду, что они теперь первый пояс, то есть могут платить 15! И пусть платят – 50% сразу, деньги на бочку.

Кроме того, у меня имеется одно непременное условие: «Настя» может идти только после моей пьесы. А то ведь эта баба, эта “Настя”, такая особа, с которой не потягаешься. Отпихнут, как Аглаю, и всё тут. Значит, Мишуха, имей это твёрдо в виду при заключении договора. Премьера “Насти” сентябрь-октябрь. Т.к. я и сказал Плотникову. Пиши мне или звони в Ленинград по телефону.

Плотников хочет играть Мышкина».

На «Настасью Филипповну» спрос сразу в нескольких театрах. Авторы могут позволить себе небывалую роскошь – выбирать! Вот только разговоры о постановке так и остаются разговорами. Спустя четыре месяца Анатолий Борисович пишет Козакову:

«5 марта 54 г.

А что наша дорогая блядь “Настенька”?.. Это просто ужас – быть соавтором миллионера, для которого три тысячи всё равно, что один плевок!..

Так плюнь, сделай милость, разок на Бородинскую, 13, кв. 9… своим чеком. Тебе же это привычно! Каждый день ими плюёшься. А мне вот в Харьков выехать не на что. Ух, так бы и схватил эту паскуду “Настьку” за титьки: “Давай, стерва, деньги!”»

Казалось бы, у пьесы есть всё, чтобы быть успешной, – но дело по непонятным причинам не идёт. Видимо, сказались газетные рецензии на предыдущие спектакли.

Вскоре совершенно неожиданно случается страшное: 16 декабря 1954 года умирает Михаил Козаков. На похороны Мариенгоф приехать не успевает и появляется в Москве только на сорок дней.

Дальнейшая судьба пьесы ложится полностью на плечи Анатолия Борисовича.

В конце сентября 1955 года он пишет вдове Козакова Зое Никитиной: