А через некоторое время бабушка сообщила маме, что они уезжают в эвакуацию в Новосибирск. Официально, от школы МВД, где преподавал дедушка, мамин отец. Поселилась семья на окраине Новосибирска в деревянном бараке. Бабушка устроилась работать в библиотеку, дедушка в основном мотался по командировкам, так как продолжал служить в милиции. А мама осталась не у дел. Но вот одна знакомая, Люда Грачева, уговорила ее поступить на краткосрочные курсы медсестер. После окончания девушки уехали на санитарном поезде на фронт. «Каталась» мама по железным дорогам войны больше года. Санитарные поезда вывозили раненых с фронта в госпитали. Все было: и холод, и мучения, и под бомбежки попадали. Но духом не падали. Было очень трудно, очень уставали руки: им, молоденьким девчонкам, приходилось таскать носилки с ранеными, перекладывать их. Были у них, конечно, и санитары, но в основном пожилые, те, кого не взяли на фронт. Все ложилось на хрупкие девичьи плечи. Они делали перевязки раненым, кормили их. А вагон-кухня находился в конце состава. И они были вынуждены таскать огромные кастрюли через весь поезд. Чаще всего они это делали во время коротких остановок, поскольку в движении состав сильно трясло, и нести кастрюли было почти невозможно. Когда поезд останавливался, девчонки выскакивали с кастрюлями на платформу и бежали что было сил к вагону-кухне. Работала в основном молодежь, и все лишения и неудобства переносились довольно легко. Девчонки-медсестры не только ухаживали за ранеными, но и старались их как-то развлечь. Читали им книги, газеты. А мама, успевшая получить кое-какой театральный опыт, устраивала даже маленькие моноспектакли. Атмосфера в санпоезде была дружеская и доброжелательная.
Недавно, уже после смерти отца, в одной из передач мама делилась своими воспоминаниями о папе, о совместно прожитой жизни. Через некоторое время на адрес Театра сатиры пришло письмо из Читы на имя Н. Ю. Каратаевой. Одна из маминых военных подруг Валя Черкашина писала:
Далее шел адрес. Мама написала ответное письмо, завязалась переписка. А один раз мама получила от Валентины посылку с домашними соленьями, вареньем и медом.
В конце 1942 года санитарный поезд № 74 прибыл в небольшой подмосковный городок на расформирование. Всю обслуживающую команду распределяли по другим поездам. Так как состав стоял недалеко от Москвы, медсестра Надя Каратаева выпросила у комиссара поезда разрешение съездить домой. Получив отпускную справку на три дня, мама приехала в родной город, на Саввинскую набережную. Практически все жильцы большой коммуналки были в эвакуации. Не уехала только семья маминой подруги Люси Зайцевой да еще несколько человек. С удивлением мама узнала, что в их комнате живет какой-то мужчина, но в этот момент его не было дома. Дождавшись неожиданного квартиранта, мама объяснила, что комната принадлежит их семье. Мужчина рассказал, что ЖЭК дал ему это жилье временно. Потом он собрал вещи и ушел. А мама решила зайти в ГИТИС. Там она встретила преподавателя Иосифа Моисеевича Раевского. Тот вспомнил студентку-первокурсницу Каратаеву, а мама в свою очередь рассказала ему свою незамысловатую историю. Раевский сообщил, что институт возвращается из эвакуации, и посоветовал маме возобновить учебу. Вернувшись к месту службы, она объяснила все это комиссару поезда. Ей хотелось учиться дальше.
Комиссар дал свое согласие, и медсестра санитарного поезда Надежда Каратаева подала рапорт об увольнении из армии. Было написано письмо матери в Новосибирск о том, что дочь остается в Москве. Но сама Мария Васильевна вернулась домой только через год. И весь этот год моя мама жила одна и училась. Впрочем, одинокой ее жизнь назвать было нельзя. Семья Зайцевых приняла ее как родную. Дом не отапливался, а у Зайцевых было тепло: в комнате стояла ценнейшая для военного времени вещь – печка-буржуйка. Было тесновато, поэтому подруги спали вместе на одной кровати. Наверное, у Люси уже была начальная стадия туберкулеза, но пока об этом никто не знал. И судьба оказалась благосклонна к Наде Каратаевой: она не заразилась этой страшной болезнью.