Читаем Анатолий Тарасов полностью

Вторая ошибка нового тренера (а быть может, и первая) — его твердая решимость избавиться от большой группы игроков. «У нас сейчас в ЦСКА, — сказал Кулагин в интервью еженедельнику «Футбол-хоккей», опубликованном 8 ноября, за восемь дней до возвращения Тарасова, — пришла пора, когда нужно одну группу игроков сменить другой… В нашей команде требуется замена сразу нескольким хоккеистам. Да каким! Многократным чемпионам страны и мира!» Не исключено, что интервью это легло на ту чашу весов, на которой разместились проигрыши команды и ее невнятная игра.

Заявив о необходимости замены сразу нескольких ведущих игроков, Кулагин, сам того не ведая, присоединился к голосам тех, кто с первых же минут после появления информации об уходе Тарасова в «академический отпуск» принялся обвинять тренера в хитрости и малодушии. Прикинул, дескать, Тарасов, что основные хоккеисты сдают, что команда нуждается в срочных кадровых переменах, и быстренько «слинял» под надуманным предлогом. «Разговоры такие велись, я о них знал, — признавался позже Тарасов. — И чувствовал отвратительное бессилие — разве объяснишь каждому, что армейцы по-прежнему полны энергии, что команда у нас перспективная, что мне, наконец, и в самом деле было трудно тогда — по состоянию здоровья — проводить матчи чемпионата страны. И я ведь не уходил из ЦСКА навсегда».

Объяснил Тарасов и бессмысленность затеи Кулагина, связанной с обновлением пятерок осенью 70-го.

В первой пятерке играли тогда Михайлов (26 лет), Петров (23), Харламов (22), Гусев (23), Кузькин (30). Кузькин еще многие годы после этого — до 1976-го — оставался одним из лучших защитников страны.

Во втором звене были задействованы Викулов (24), Полупанов (24), Фирсов (29), Лутченко (21), Рагулин (29). В этой пятерке, по предположению Тарасова, «под подозрением были, видимо, Фирсов и Рагулин. И не только под подозрением. С Рагулиным, насколько я знаю, тоже хотели проститься. Фирсова Кулагин готов был отпустить, — продолжал Тарасов, — он никак не поддерживал его и при первой же неудаче снимал с игры, и Фирсов терял веру в свои силы». Спустя небольшое время после возвращения Тарасова Рагулин и Фирсов заиграли так, что «молодые и в мыслях не могли себя равнять с ними».

Третья пятерка, судя по интервью, вызывала наибольшее беспокойство Кулагина: Мишаков (29), Моисеев (30), Блинов (21), Цыганков (23), Ромишевский (29). Да, эта пятерка уступала в мастерстве другим звеньям, но ее можно было не перегружать, наигрывая четвертое — молодежное — звено. Средний возраст хоккеистов трех пятерок — 25 с половиной лет. Это золотой возраст, с хорошей перспективой.

Неудачи, однако, привели к панике. Она была облечена в дипломатичную формулу «поиска оптимального состава третьего звена». Поиски эти Тарасов назвал «бесконечными». Иного определения и не подобрать. «Доходило до того, — отмечал он, — что в одном матче, в одном, подчеркиваю, матче ЦСКА пробовал пять (!) различных сочетаний игроков в третьем звене». Естественно, ни о каком взаимопонимании хоккеистов, ни о каком боеспособном коллективе не могло быть и речи.

Утраченную веру в игроков Тарасов называл «самым большим тренерским грехом. Когда это происходит, — писал он, — в качестве оправдания возникает старый, как спортивный мир, аргумент — “необходима смена поколений”».

Ошибки Кулагина — вполне объяснимые ошибки человека, впервые в тренерской жизни получившего в руки классную команду и собиравшегося доказать, что резкими переменами — в тренировочном процессе и в составе — он в состоянии сделать ее сильнее. Но спрессовать время Кулагину не удалось. Он был отставлен, потом сам уволился из армии и принял предложение «Крыльев Советов», с которыми в сезоне 1973/74 года преуспел, взяв чемпионский титул. С десятком примерно игроков, прошедших школу ЦСКА. В том числе с тройкой Лебедев — Анисин — Бодунов, от которой фактически отказался Тарасов. Когда Кулагина позвали в «Крылья», он пришел к Тарасову посоветоваться. Тарасов сказал: «Надо браться».

Выиграв с «Крыльями» в один год чемпионат и Кубок СССР, Кулагин продолжал пребывать в убежденности, что в ЦСКА в 70-м ему «просто не дали довершить начатое». Он считал, что имел право вносить что-то новое, что-то свое в подготовку команды, руководство которой ему доверили, и настаивал, что работал тогда на перспективу.

Оказавшись же в «Крыльях», Кулагин до основания перестроил тренировочный процесс и сделал то, что в ЦСКА, как ни странно, делал далеко не всегда — резко увеличил объем нагрузок, перейдя на режим трехразовых занятий и заставив своих игроков работать больше, чем работали армейцы. В день знакомства с «Крыльями» Кулагин сказал хоккеистам, что опередить ЦСКА можно лишь в том случае, если превзойти этот клуб в организации учебно-тренировочного процесса.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее