Анатолий Тарасов

После седьмого тура, в котором ЦСКА с огромным трудом выиграл у ленинградского СКА (2:0), еженедельник «Футбол-хоккей» заметил, что «ЦСКА переживает сейчас трудный период — смену поколений, процесс этот всегда болезнен и сопряжен с потерями», воздал должное Кулагину за то, что «человек выдерживает напряжение борьбы, неся минимальные потери и одновременно закаляя свой резерв», и назвал стратегию армейского клуба «осторожной, дальновидной и гибкой».

Первый, слабенький пока, сигнал о том, что «академический отпуск», возможно, придется прервать досрочно, поступил Тарасову, надо полагать, в ходе стартового матча Кубка чемпионов. 8 октября, поведя в счете (2:0), ЦСКА проиграл (2:3), провалив третий период и ничего путного не сумев противопоставить спартаковскому командному движению, умному и целенаправленному. Второй же европейский матч со «Спартаком», состоявшийся 10 октября, заставил бить тревогу.

В объемном, на две с половиной полосы, отчете об этой встрече, написанном Владимиром Пахомовым и опубликованном в «Футболе-хоккее», автор ни словом не обмолвился о событии, поразившем всех, кто наблюдал за игрой, и в значительной степени повлиявшем на ход встречи и на последовавшие в скором времени кадровые перемены в хоккейном ЦСКА. Журналист заметил лишь, что в заключительном периоде «неукротимый дух, страсть к победе проявили хоккеисты ЦСКА. Давно уже мы не видели команду такой неудержимой, сметающей все препятствия, единой в порыве к победе».

Свидетелями же произошедшего стали посетившие в тот вечер Лужники болельщики и миллионы телезрителей.

ЦСКА поначалу выигрывал (2:0), потом принялся проигрывать, словно школьная команда, напоровшаяся на мастеров. Армейские форварды, а ими, на минуточку, были Михайлов — Петров — Харламов, Викулов — Фирсов — Полупанов, Блинов, Мишаков, Моисеев, выглядели уставшими, будто гири на себя нацепили. Защитники ЦСКА, сплошь мировые и олимпийские чемпионы (Рагулин, Ромишевский, Цыганков, Лутченко, Гусев, Кузькин), предстали перед публикой расслабленными донельзя, пропускающими атаки соперника раз за разом. И когда счет стал 5:3 в пользу «Спартака», за спинами армейских хоккеистов, сидевших на скамейке ЦСКА, возникла знакомая фигура. Тарасов, занимавший место в ложе «А», был не в силах наблюдать за процессом «избиения младенцев». Он всегда страстно подчеркивал, даже выпячивал роль тренера в управлении командой в экстремальных ситуациях. В Лужниках возникла именно такая ситуация, потребовавшая немедленного тренерского вмешательства. И это заставило его спуститься вниз сразу после того, как в начале третьего периода, на 44-й минуте, Старшинов забросил пятую шайбу.

Тарасов рассказывал, как в 1965 году в Тампере, когда стало ясно, что основным соперником советской сборной на чемпионате мира будет команда Чехословакии, он отправился смотреть игру чехов с канадцами. 8:0 в пользу Чехословакии. Легкая, казалось бы, расправа. Но Тарасов в отличие от большинства наблюдателей обратил внимание на немаловажное, по его мнению, обстоятельство, такой разгром предопределившее. «Никакого тренерского руководства игрой Канады, — вспоминал он. — Всё пущено по воле волн. Игроки злятся, ругают друг друга, судей. А где тренеры? Они стоят, опершись о борт, как посторонние наблюдатели, каждый, конечно, по-своему переживая неудачу. Ни одного слова игрокам, никаких мер, которые как-то могли бы спасти канадцев от разгрома».

«Всё выглядело так, — вспоминает появление Тарасова в игровой зоне писатель Александр Нилин, — что не выдержал он — бросился к скамейке игроков, вмешался, дал мудрейшие указания и спас. А уж Кулагина отодвинул ненароком, не задумываясь о ритуале — ведь на выручку тонущих бросился. И действительно выручил — победили 8:5».

В том-то и дело, что никуда Тарасов не бросался, не перепрыгивал через ступеньки Дворца, устремляясь вниз, а спускался медленно, можно даже сказать, степенно. И будучи, как точно подметил Владимир Акопян, «наделенным от природы удивительным внутренним тактом — таким неподдельным, что иногда даже высшие профессиональные интересы не позволяли ему переступить некий нравственный этический барьер», на скамейку к игрокам не проходил, Кулагина не отодвигал, оставался за спинами хоккеистов. Они даже не оборачивались к нему — только слушали его монологи-внушения, обращенные к каждому и, судя по тому, как заиграла после этого команда, правильно услышанные.

Тарасов не кричал, говорил негромко, но так, чтобы слова его не потерялись за шумом стадиона, а доходили до сознания каждого. Говорил всё, что он думает об игроках. Словосочетания, характеристики и эпитеты не подбирал, о самолюбии хоккеистов не заботился.

Сначала ЦСКА сравнял счет, а потом Петров, Викулов и Фирсов за четыре минуты забросили еще три шайбы. После последней, фирсовской, влетевшей в спартаковские ворота на 56-й минуте, Тарасов столь же неспешно, как и спускался, поднялся к своему постоянному месту в ложе «А» и досматривал матч сидя.