Анатолий Тарасов

Нужно, видимо, объяснить, что же произошло, рассказать о мотивах ухода. И Чернышев, и я собирались сделать это еще раньше, согласовали свое решение с руководителями нашего спорта, в том числе с нашими ведомственными. Мне стало тяжело работать с двумя командами. Очень много внимания необходимо было уделять своему клубу. Армейцы должны быть сильнейшими в стране, в Европе, в мире, обязаны готовить больших мастеров в сборную, ибо ЦСКА — костяк национальной команды… Добавьте ко всему этому триста с лишним хоккеистов школы ЦСКА, за чьими занятиями я тоже должен следить. Такой круг забот требует времени и здоровья, а с годами, к сожалению, каждый из нас не становится моложе и сильнее. Мне хотелось передохнуть: чувствовалось, что стал сдавать. Болел всё чаще».

Всё вроде бы предельно ясно. «Множество фантастических догадок» — в сторону. Единственная причина отставки — непомерные нагрузки.

Над книгой «Путь к себе» Тарасов работал летом 1973 года. Чуть больше года прошло с той поры, как он передал вместе с Чернышевым команду Боброву и Пучкову, пожелал им успеха и попросил сохранить традиции, выработанные в сборной за победное десятилетие: «Считаю, что мы передали прекрасный коллектив. Именно этим и объяснялся наш совет не изменять состав команды — ведь до чемпионата мира в Праге оставалось пятьдесят дней». Как человек долга и данного им слова, Тарасов даже намеком не обмолвился об истинных причинах отставки — своей и Чернышева — после безоговорочного успеха в Саппоро. И дело вовсе не во временах, исключавших публичное предъявление правды о подавляющем большинстве событий, происходивших в жизни общества. Дело в Тарасове. В его нежелании обнародовать истинные причины поразившей всех отставки и поставить тем самым под сомнение правильность принимаемых наверху решений. Тем более в ситуации, когда существовали договоренности с представителями властей, неважно в данном случае, партийных или спортивных, — они всегда действовали синхронно. Да и кто позволил бы тогда публикацию в книге рассказа о реальных взаимоотношениях фигур из власти, пусть даже случайных, с тренерами-профессионалами.

Тарасова огорчали, конечно, суждения о том, что, мол, сборная всякий раз становилась чемпионом мира случайно, что достойных соперников у нее нет, что тренеры руководствуются какими-то своими интересами, преувеличивая объем трудностей в работе. Но не до такой степени огорчали и раздражали, чтобы в угоду недоброжелателям бросить дело и под предлогом нахлынувшей усталости отойти в сторону.

Журналист Александр Петров, возглавлявший в новейшие времена еженедельник «Хоккей», поинтересовался у Чернышева причиной их ухода после Саппоро. Чернышев ответил предельно корректно: «Так сложились обстоятельства». На чемпионате мира в Турку в 1991 году, куда Анатолий Владимирович приезжал в сопровождении дочери Галины, такой же вопрос Петров задал и ему.

Тарасов знал Петрова, что называется, с пеленок. Отец журналиста, Дмитрий Петров, играл вместе с Тарасовым в команде ЦДКА по хоккею с мячом, а потом стал играть и в «шайбу», был вратарем. Петров-старший никак не мог привыкнуть к вратарской клюшке — без нее голкиперу возбранялось выходить на площадку. Однажды судья, увидев Петрова без клюшки, потребовал немедленно взять ее в руки. «А вот она», — сказал Петров и показал арбитру небольшую игрушечную клюшечку, привязанную к запястью, — размеры клюшки в правилах тогда не обговаривались.

В Турку Тарасов пробурчал Петрову-младшему: «Весь в папу, ничего не боится». А на вопрос ответил так: «Ничего нового я тебе не скажу». И повторил чернышевское — про «обстоятельства».

Тарасов был удивлен тем, что канадцы дали согласие на проведение серии сразу после неудачи советской сборной в Праге. Когда он и Чернышев узнали о предстоящих матчах, обоим стало грустно: это была их сборная, которую они готовили к играм с профессионалами.

«Мы с Аркадием Ивановичем рассчитывали, что руководители Спорткомитета обратятся к нам за помощью, — отмечал в «Родоначальниках и новичках» Тарасов. — Но этого не последовало. К тому времени куратором сборной стал один из зампредов Спорткомитета, человек энергичный, но и небескорыстный, он был не прочь извлечь из хоккейных побед пользу для себя. И он знал также, что мы с Чернышевым этого не потерпим».

Не последовало не только обращения за помощью. Тарасова даже не пригласили на канадскую часть Суперсерии в качестве почетного гостя. В Москве же ему трудно было свыкнуться с мыслью, что он приходит на игры в роли зрителя.

Есть и такая версия отставки-72. На уходе, дескать, настоял Тарасов, Чернышев с ним согласился, а Сергей Павлов пытался уговорить обоих остаться у руля команды. Не уговорив, жутко на них осерчал. И когда Бобров проиграл чемпионат мира в Праге, Павлов встал за него горой и, ни секунды не раздумывая, разрешил заменить ставшего Боброву неугодным Пучкова на Бориса Кулагина. Тарасов же чуть ли не соглашался идти работать в сборную третьим тренером, помощником Боброва и Кулагина.