Инцидент имел последствия. Дело в том, что на следующий день Копейкина должны были принимать в ряды КПСС в «большом ЦСКА». На руках у него, как и полагалось, были три рекомендации, одна из них — от Тарасова. «Так он ее разорвал! — вспоминал про Тарасова Копейкин. — Хорошо, Володька Федотов успел написать новую. Поехали на партсобрание. Встал Бубукин: “Парень ничего. Вот только вчера с тренировки выгнали”. Встал Гомельский: “Как можно таких в партию принимать?!” Голосование. Все — за, один Гомельский против. Он приятель Тарасова, и тот наверняка сказал: давай, мол, пропесочь его. Вечером перед тренировкой построение. Тарасов поздравил, но добавил: “Повезло тебе, что меня там не было. Я бы там сказал…”».Тем не менее Копейкин, подумывавший в сезоне-74 о завершении карьеры, говорил, что «особенно остро ощутил перемены» с приходом Тарасова. «Мы знали Анатолия Владимировича как тренера с огромным опытом и авторитетом, — рассказывал Копейкин в июне 1975 года. — Поэтому его слова о том, что нам, армейцам, не к лицу быть аутсайдерами, что мы в силах резко изменить существующее положение, были восприняты с большим энтузиазмом. Что греха таить, многие из нас в последнее время разуверились в своих возможностях. Увидев перед собой ясную цель, большинство игроков нашей команды не пасовало ни перед какими тренировочными нагрузками. А нагрузок, которые выпали на нашу долю, ни я, ни кто-либо из моих партнеров не испытывал за свою жизнь».
Интерес к тренировкам под управлением Тарасова был огромный. На трибунах старенького стадиона ЦСКА на занятиях рассаживалось по три-четыре тысячи зрителей. Они получали удовольствие от спектаклей.
Иногда Тарасов проводил занятия на поле ходынского аэродрома. Одна из таких тренировок состоялась 5 мая. Она началась в 11.00 и, как объявил команде Тарасов, была рассчитана на час. Футболисты углубились метров на сто на территорию аэродрома. По кромке аэродромного поля совершал пробежки травмированный защитник Никита Высоких. Находившийся рядом журналист Сергей Шмитько увидел, как к Высоких подошел офицер аэродромной службы и попросил его сбегать к Тарасову — сейчас, мол, начнутся тренировочные полеты и начальство просит освободить поле аэродрома. Высоких улыбнувшись, потрусил к Тарасову, который, широко расставив ноги, сидел на земле среди своих игроков и что-то им объяснял. Поговорив с Тарасовым, Высоких так же неторопливо потрусил обратно и передал офицеру ответ Тарасова. «Пусть впредь аэродромное начальство расписание своих полетов согласовывает со мной, а сейчас отменить тренировку я категорически не могу».
Когда нагрузки становились невыносимыми — до головокружения и рвоты, что в общем-то при серьезной подготовительной работе не должно удивлять, — футболисты стали высказывать Тарасову свое недовольство. Нападающий Юрий Чесноков однажды прямо сказал тренеру, что футбол и хоккей — разные виды спорта, а потому и тренировочные методики должны разниться. Произошло это на собрании команды. Анатолий Владимирович внимательно и спокойно выслушал игрока, потом подвел его к большой, во всю стену, карте Советского Союза, дал указку и попросил найти населенный пункт под названием Кушка. Чесноков обнаружил его на юге Туркмении, ткнул указкой.
«Вот, — сказал Тарасов. — Это самая южная точка нашей страны В Средней Азии. И вы, лейтенант Чесноков, ваши партнеры по команде должны помнить, что и в Кушке есть военный гарнизон». «Меньше взвода, — шутили тогда в армии, — не дадут, дальше Кушки не сошлют».
Только вратарь хоккейного ЦДКА 50-х годов Юрий Овчуков мог, наверное, похвастаться тем, что ему удалось заставить тренера признать правоту игрока. ЦДКА проводил тогда тренировочный сбор в Польше. Работники катка экономили электроэнергию. На льду было темновато. Овчуков пропустил легкую шайбу. Тарасов стал ему при всех выговаривать. Овчуков сослался на слабое освещение. «Нет, — сказал Тарасов, всё было отлично видно, и бабочку ты запустил». Тогда Овчуков отправился в раздевалку и вернулся на лед с партийным билетом, неизвестно зачем взятым им в зарубежную поездку. «Партбилетом клянусь, — сказал он Тарасову, — что было темно». И Тарасов, к удивлению всей команды, согласился с таким аргументом: «Да, было темно. Темнота помешала тебе поймать шайбу».
Историй, связанных с погружением Тарасова в футбольный омут, сохранилось немало.