Анатом

Иштван сгреб девушку в охапку и прижал ее к себе всю трясущуюся от страха.

— Тише моя родная. — шептал он ей, — я рядом. Я больше не оставлю вас. Ни на минуту. Свет мой! солнце мое! душа моя!

Эти слова давались сыщику на удивление легко, и он не мог остановиться, приглаживая волосы девушки, пока истерика не закончилась. Когда Катя начала ровно дышать и расслабилась, Иштван положил ее на подушки, и снова сел рядом. Продолжая держать ее руку в своей.

— Вы пришли, — прошептала Катя, увидев знакомое лицо. — Он… это было ужасно! Это был не человек! Вы верите мне? Я видела… если у смерти есть лицо, то оно именно такое!

Иштван напрягся. И снова смерть. Слишком часто в этом деле фигурирует этот эпитет. Хотел бы он сам лично взглянуть на преступника.

— Я виноват перед вами, мне не надо было оставлять вас одну. — грустно, даже как-то трогательно, с чувством, прошептал Иштван.

— Это было ужасно… — Катя сглотнула и зажмурилась, ее рука вновь задрожала, Иштван непроизвольно поднес ее холодные пальцы к губам, и поцеловал. Катя продолжала словно в горячке. — На нем совсем не было цвета. Словно кто-то стер все краски с его лица.

Иштван вздрогнул от тона, которым девушка произнесла это.

Катя продолжила, дрожащим голосом.

— То существо, там в ложе. Оно было ужасно. На мгновение мне показалось, что смерть пришла за Боренькой. А потом он прыгнул, сам прыгнул. И я поняла, уж лучше такая смерть, чем от лап этого зверя.

— Вы устали? Вам надо отдохнуть. — тихо сказал Иштван.

Катя испуганно распахнула свои васильковые глаза и задрожала всем телом.

— Вы хотите оставить меня? — выдавила из себя девушка.

— Нет! — успокоил девушку Иштван. — Но вам надо отдохнуть. Я посижу рядом.

Катя заметно расслабилась и закрыла глаза. Скоро к ней пришел сон. Ее веки задрожали в сладкой, но тревожной дреме. Ее личико бледное от пережитого ужаса, но столь юное и прекрасное, просияло легкой, едва уловимой улыбкой. Она была похожа на ангела, сошедшего с небес. Иштван последний раз коснулся ее волос, затем откинулся на спинку стула и крепко заснул.

Ночью Антоша заботливо укрыла сыщика одеялом.

Глава 13

Ночь на кладбище была довольно тихой. В сторожке, сидели двое. Они играли в карты. Один из них, тот что был крупнее и моложе, явно проигрывал.

— Ну что Михалыч, еще партейку? — пробасил второй мужик, с черной косматой бородой, перетасовывая колоду.

— Что-то не хочется. К тому же ты и так обобрал меня, охалдей. Не чем мне уже даже и отыгрываться. — нахмурив ровные брови, ответил первый мужик.

— А на слово давай! — весело воскликнул мужик, и, увидев испуганное лицо своего товарища, затрясся в смехе. — Да не боись ты, на слово это на одно только! Если мне что понадобиться, я приду к тебе и скажу, ну что Тимофеич, хочу слово свое вернуть. Тогда сделаешь все, что скажу.

Второй мужик. А может и правда согласиться, выиграет, вернет свои денежки, проиграет, так может, обойдется все и не вспомнит Ефим Михалыч об этом слове. Слово же не имеет материальной ценности, и мужик согласился.

— А давай! Чем черт не шутит. Авось пронесет!

Михалыч снова засмеялся, и раскидал карты.

В коморке, где прятались мужики, было довольно тесно, поэтому сидели они совсем близко друг другу.

— Я вот спросить хочу тебя… ты в призраков веришь? — спросил Тимофей, разочарованно разглядывая свои карты. Он снова проиграл.

— Ха. Чушь собачья! — воскликнул Михалыч, и вновь затрясся в смехе. — Нет никаких призраков. Бог есть, и дети божьи есть, и кара небесная есть, а вот призраков нет и не может быть!

В этот момент над долиной пронесся колокольный гул, но настолько тихий и не приметный, словно ветер пролетая сквозь звонницу, случайно задел огромный тяжелый колокол.

— Чу! — Воскликнул Тимофей, — кто трезвонит-то! Рановато вроде для благовеста.

Михалыч махнул рукой.

— Эх, да это, Ефимка, тезка мой, юродивый наш местный! Он как ночь наступает, так черти ему в голову приходят и творит, что по чем.

— Надо бы глянуть на всяк случай. Проверить. — серьезно сказал Тимофей.

— Да что ты! Весь огород мундирами кишит, кому дело есть до наших мертвяков. Да и мерзко на улице, чего зря кости морозить.

— Твоя правда Михалыч. — согласился Тимофей.

Вдруг мертвую тишину кладбища разорвал нечеловеческий крик, словно рев раненого животного, больше похожий на мычание.

Тимофей вскочил и задрожал всем телом.

— Слыхал? Кричит кто-то!

Михалыч заметно напрягался и прислушался.

— Сядь дурень, — проворчал он на товарища, — Авось пронесет. Разберутся без нас, Обличёвские орлы. Не по нашу душу пришли и ладно!

Но Тимофей, полон решимости запахнул тулуп, и схватив фонарь направился к выходу.

— Куда, окаянный! — рявкнул на него Михалыч.

— Пойду гляну. Тревожно как-то! Вдруг что случилось!

— А ну-ка сядь!

— Нет. Ты как знаешь, а я пойду.

Тимофей открыл дверь и в комнатку ворвался морозный воздух. Мужик поежился и вышел.

Михалыч еще несколько минут посидел с картами в руках. Затем выругался, бросил три туза на стол и кинулся догонять Тимофея. Не мог он оставить товарища одного, на сердце тревожно было.