Анатом

Мальчик задрожал всем телом и закрыл грязное лицо руками.

— Не видел… не видел… не видел… — начал повторять он словно в бреду.

Миша снова тряхнул ребенка.

— Да успокойся! Никто тебя не тронет! — рявкнул он.

На этот раз Иштван без слов, одним взглядом приказал офицеру больше так не делать, и вновь обратился к ребенку.

— Вчера вечером, один не хороший человек совершил здесь преступление. Ты видел его?

Услышав о преступлении, мальчик вновь затрясся, словно был сделан из какого-то непонятного жиле, и резко вытянул руки вперед. Иштван не дернулся от его жеста, но внутренне содрогнулся.

— Она придет за нами! — пророческим голосом закричал мальчик. — Она придет и заберет наши души! Они не знали, с чем столкнулись. Глупцы! Глупцы!

Взгляд ребенка стал совершенно безумным, глаза покрылись странной пленкой и заблестели от разрывающего детскую душу страха. Даже Миша невольно поежился от тона с которым говорил мальчик. Это был тон пророка, так Кассандра несла свои пророчества народу.

— О ком ты говоришь? — спросил Иштван, переглядываясь с жандармом.

— Смерть! Смерть! Смерть! За неверующими приходила сама смерть! Я видел эти глаза! Это глаза самой смерти! — истошно закричал мальчик.

Миша не выдержал того голоса, с которым ребенок издавал свои ужасные пророчества и бросил его в сторону мальчика. Тот словно котенок приземлился на четвереньки, и зарычал на своих мучителей.

Иштван вдруг вспомнил про рисунок Машеньки, лежащий в его кармане. Он достал его и показал мальчику.

— Его ты видел? — крикнул Облич.

Мальчик только взглянул на рисунок, так сразу дернулся и шарахнулся назад. Его всего затрясло от внутреннего страха. Он начал судорожно трясти головой, переводя взгляд с жандарма на Облича. В тот же момент он заскулил и ловко прыгнул на парапет. В одно мгновение он нырнул на внешнюю стену звонницы и исчез.

Иштван уж было решил, что ребенок разобьется и бросился к краю, когда заметил, что тот ловко зацепившись за выступы, начал карабкаться на крышу.

— Она придет за всеми вами! — продолжал вопить обезумевший ребенок. — Вернеться! Все вы ляжете под его словом!

Когда голос его стих, Иштван переглянулся с жандармом.

— Ну что думаешь?

— Он сумасшедший, ваше благородие. Хотя когда он заговорил про смерть, у меня аж мурашки по коже пробежали. Жутко так все это.

— Жутко Миша, не то слово как жутко. В том то и дело, что слишком жутко. Кто-то хочет, чтобы мы воспринимали нашего убийцу, как нечто сверхъестественное. Но все это дело рук человеческих, я уверен. Идем.

Они спустились вниз и вернулись к месту убийства.

— Что за крики? — спросил Димитриев. Кивая взглядом на звонницу, откуда все еще доносились отдельные обрывки слов безумного мальчишки.

Иштван молча достал картину Машеньки и протянул ее другу.

— Что это? — передернувшись от увиденного портрета, спросил Петр. — Прям портрет Дориана Грея. Умершая душа, внешне прекрасного человека.

— Не говори глупостей, — раздраженно осек друга Иштван, — Это наш убийца.

Петр повертел в руках странный рисунок.

— Ты начинаешь пугать меня? Этот мальчишка больной, он не понимает что говорит.

— Это мои слова. Я тебе говорю, что знаю. Мы должны искать этого человека.

— Человека? Ты называешь это существо человеком? Чье-то больное воображение породило этого монстра в воспаленном мозгу. Это не может быть живой человек, скорее всего маска или…

— Петр! Мы ищем его. Теперь я как никогда уверен, что эта тварь действует по чьему-то твердому слову. Как цепной пес. Его натравливают на жертвы. Найдем его — найдем хозяина. Покажи всем полицейским и жандармским офицерам. Путь художники зарисуют его и раздадут каждому, кто патрулирует улицы. Мы должны остановить его. Отчего-то мне кажется, что это не последнее убийство. Будут другие.

Димитриев пожал плечами и спрятал рисунок во внутренний карман своего мундира. Он одел перчатки, поправил фуражку и зашагал в сторону выхода.

Иштван еще несколько минут постоял перед разрытой могилой. Затем перекрестился, и мрачно сказал:

— Помоги нам господи пройти этот путь.

Затем развернулся и последовал за другом.

С каждым днем это дело запутывалось все больше и больше. У них был подозреваемый, сама мысль о котором вызывала трепет и страх даже у самых опытных служителей закона. Совершено отсутствовал мотив, и были лишь догадки, грозящий оказаться глупыми предположениями и нелепыми ошибками. Это дело, станет одним из самых сложных за всю историю его службы в Департаменте.

Глава 15

Вернувшись с кладбища, куда вопреки наказу отца — оставаться дома, все же отправилась Катя, она поднялась в свою комнату и заперлась, чтобы никто не мог ее потревожить. Если бы знал барон Облич, так увлеченный своим расследованием, что княжна была совсем рядом, когда он проводил так называемую беседу с юродивым мальчиком. Как он разгневался бы.