Анатом

Смысл его слов не сразу дошел до княжны. Сначала она удивленно нахмурилась, затем улыбнулась, как бы отгоняя от себя смысл сказанного, а затем вдруг вскочила и вся вспыхнула от гнева.

— Да как вы смеете! — почти прошипела она. — Вы обвиняете меня в том, что я хотела убить своего брата!

В ее глазах застыли слезы праведного гнева. Иштван конечно не обвинял ее, но как у любого сыщика, с душой ищейки, у него в душе все же затаилось сомнение в ее непричастности. За долгие годы службы он научился, что доверять можно только себе. И тем более он опасался доверять женским чарам. Катя была его музой, уже несколько лет, неизменной и трепетной, но все же он не знал всю глубину ее души. А сейчас, видя застывшие слезы в ее васильковых глазах, он понял что знал, ее больше чем сам это понимал. И что он верит ей, больше, чем самому себе.

Почувствовав укол совести за свой некрасивый поступок, Иштван подошел к девушке и осторожно положил руку ей на локоть.

— Простите мне мою грубость, Екатерина Дмитриевна. Но это дело стало слишком личным для меня, только потому, что я узнал вас, и больше всего на свете, я боялся обмануться в вас и вашем бескорыстии.

Катя вспыхнула и опустила взгляд. Нервным движением она высвободила свою руку.

— Этот документ писали не вы, я знаю, я вижу это по вашим глазам. Но может быть вы знаете того, кто мог написать его за вас? — спросил Иштван.

Катя отрицательно покачала головой. Она не лукавила, она действительно даже не догадывалась, кто мог написать это письмо.

— Я видел у подъезда сани. Вы куда-то собираетесь? — Иштван предпочел сменить тему.

— Да. в Царское село. Завтра вечером там состоится ежегодное празднование, моя семья в списке почетных гостей. — Неожиданно Катя вскинула на него свой печальный взгляд, — Видите, вам кажется что жизнь моя легка и безоблачна, а я говорю вам, что даже с тяжелым камнем на сердце, я должна улыбаться и показывать всем что я радуюсь жизни. Ведь счастливый правитель, это счастливый народ. И как я могу опустить руки и закрыться в своем унынии, когда на мою семью обращены миллионы взглядов. Вы можете осуждать меня, но такова наша жизнь. И с этим ничего нельзя поделать…

Но эти слова били лишними. Он ни одну минуту не осуждал ее за праздный образ жизни, а наоборот восхищался ее стойкостью и непреклонностью. Иштван осторожно коснулся щеки девушки и проникновенным голосом, которого сам от себя не ожидал, тихо сказал:

— Я прошу вас, берегите себя.

И чтобы не провоцировать себя на дальнейшие действия, Иштван быстрым шагом покинул гостиную, оставив Катю неподвижно стоять посреди царской роскоши. Она была и остается «принцессой крови», а он простой служивый. Эта любовь, которая только крепла в нем с каждым днем, была запрещенная правилами и приличиями. Она не сулит им ничего хорошего, оттого то Иштван и бежал от нее как от огня.

Когда он ушел, Катя еще раз прокрутила в голове все, что прочитала в том злосчастном документе. И сердце ее дрогнуло, она вдруг отчетливо ощутила, что срочно должна ехать, но не в Царское село, а в Гатчину. Туда, где ждет ее милый братец. Туда где умеет дышать и жить ее сердце. Туда где все ее мысли и чувства.

Не сообщая ничего своим родственникам, Катя тихо покинула Михайловский, в спешке успев взять с собой лишь двоих караульных офицеров, попавшихся на пути. Конечно, князь будет негодовать, узнав, что мало того, что его дочь бежала, так еще и забрала с собой сани подготовленные для поездки в Царское село, но отчего-то именно в этот момент, это меньше всего волновало Катю.

На этот раз дорога далась ей легко, не в силах отогнать от себя мысли о своем сыщике, девушка задумчиво созерцала звездное небо. От быстрой езды, яркие звезды кружились и мелькали, но если сосредоточиться, то можно было увидеть, что они едва лишь двигаются, и совсем не кружатся. Снег хрустел под полозьями убаюкивая, но Катя продолжала бодрствовать, считая каждую минуту.

Несколько раз ямщик оборачивался, чтобы посмотреть все ли в порядке, и отчего Ее высочество сегодня так тиха и спокойна За всю дорогу она даже не заговорила с ним. Но каждый раз когда он оборачивался, Катя ловила его взгляд и умоляюще шептала:

— Скорее родненький, поторапливайся.

И ямщик, встревоженные бесконечной тоской блестевшей в ее всегда таких веселых глазах, издавал громкий клич, подгоняя тройку вперед.

На сердце у нее было не спокойно, тяжело. Катя не могла объяснить причину своего беспокойства, но точно знала, что эта связь между ней и Митей, установленная еще при рождении, сейчас дает ей понять, что случиться беда. Оттого — то Катя так спешила, и умоляющим голосом то и дело поторапливала ямщика.

Вскоре появились очертания больницы, и тройка сбавила ход.

Еще издалека Катя заметила, что вокруг дома снято оцепление. Исчезли куда-то жандармы оставленные Иштваном, исчезли куда-то часовые Илларионовского полка, вокруг было тихо и безлюдно.

— Что случилось? — осторожно спросила Катя у одного из сопровождавших ее офицеров.

— Не могу знать ваше высочество.