Анатом

— Дура ты Катька. — ласково казала Ольга. — Любишь ты его, у тебя это в глазах горит. И он любит тебя, поэтому и бежит.

Катя почувствовала, как щеки начали обжигать крупные слезы, глаза защипало и закрыв лицо руками она заплакала.

— Ну и пусть! — сквозь слезы твердила Катя, — Пусть он катиться в свою Москву. Мне все равно.

Ольга обняла сестру и погладила ее волосы.

— Хорошая моя. Не все равно тебе, я же вижу. Было бы все равно, не плакала бы. Любишь ты своего сыщика.

— И что мне делать? — с отчаянием воскликнула Катя.

— Бежать за ним! Бежать и умолять остаться.

Катя не поверила своим ушам.

— Бежать? Умолять? А ты? Ты бы побежала?

— Я — да. — тихо ответила Ольга.

Катя посмотрела в грустные глаза сестры, и вскочила на месте.

— Да Оля, я глупая! Он же может уехать навсегда! И я больше никогда его не увижу! Я попрошу папеньку, он поймет меня! Ты права, он поймет.

— Поспеши родная, внизу ждут мои сани. — ласково обнимая сестру сказала Ольга. — Поспеши. Я помолюсь за тебя.

Катя выбежала из комнаты и бросилась вниз. На ходу она одевала шубку, шапочку, перчатки. Во дворе стояли сани, приготовленные для поездки Ольги. Катя села в них и крикнула, на вокзал.

На вокзале было довольно людно. Катя выбежала на платформу. И расталкивая толпу зевак, побежала к полицейскому, стоящему у перрона.

— На Москву? — крикнула она, ухватывая удивленного офицера под локоть.

Офицер указал ей нужное направление, Катя оглянулась и не увидев на платформе своего сыщика бросилась в толпу. Она грубо расталкивала идущих на встречу скучающих зевак. Отчего они все идут так медленно, словно готовы уснуть. Она может опоздать, она не успеет. Они мешали ей. Катя злилась все больше и больше, вновь и вновь сталкиваясь с очередным прохожим.

Она выбежала на нужную платформу, спешно оглянулась, и сняв шляпку с растрепавшихся волос, громко крикнула:

— Господин сыщик!

Катя бежала по перрону, заглядывая в окна стоящего поезда, совершенно не думая о том, как люди могут посмотреть на нее со стороны. Великая княжна, с тревогой на лице, бежит вдоль отходящего поезда, выкрикивая разные глупости, такое не часто можно было увидеть. Но ей было все равно. Она не могла позволить ему уехать.

И вдруг она увидела его. В окне вагона. Он стоял и с высоты смотрел на нее, удивленным и слегка тревожным взглядом. Катя прочитала в его глазах грусть. Она бросилась к вагону и прижала ладони к замершему стеклу.

— Господин сыщик! Я унижаюсь сейчас перед вами, оттого что люблю…Я лгала когда говорила другое! И вы должны знать это! Я люблю вас больше жизни, больше чести своей и всего самого святого! Не уезжайте… не оставляйте меня одну в этом чужом и холодном городе! Вы же поклялись! поклялись никогда не оставлять меня! Господин сыщик! — ее голос сорвался и она прошептала одними губами, — Иван Аркадьевич… милый…я погибну без вас…

Иштван стоял как вкопанный, с немым выражением на лице, без слов он взирал на терзания девушки. Она не могла понять, жалеет ли он ее сейчас или наказывает за гордость. Ни один мускул не дрогнул на его мужественном лице.

Раздался свисток. Поезд тронулся. Катя отступила назад. По щекам текли слезы, оставляя замерзшие дорожки на нежной коже.

— Не уезжайте, — беззвучно прошептала она, с последней надеждой. — Я умоляю вас.

Но вопреки ее мольбам, Иштван продолжал стоять у окна. Состав медленно отходил, стуча колесами, унося с собой ее сердце, ее гордость, ее первую и единственную любовь. Какой она была глупой! Она опоздала на свой поезд…

Катя бросила пустой взгляд на рельсы и вспомнила, вспомнила свою любимую книгу, вспомнила милую Анну. Она наказала своего любимого, наказала себя. Отважная женщина. Теперь только все стало пустым и безликим. Катя понимала, что в этом мире, жестоком и подлом, она осталась совсем одна. И так захотелось ей в этот момент как Анна Каренина, под поезд, на рельсы и забыть. Так будет правильно.

Катя тряхнула головой, отгоняя дурацкие мысли. Правильно тогда сказал Иван Аркадьевич, она не Каренина, а он не Вронский, эта другая повесть. Повесть с грустным, но не трагическим концом.

И понимая все свое бессилие, Катя закрыла лицо руками и заплакала, под звук уходящего состава. Под звук разбивающегося сердца.

Вдруг знакомые сильные руки, бережно привлекли ее к себе, и до боли родной голос шепнул у виска:

— Не плачьте, Катерина Дмитриевна. Мне больно видеть ваши слезы.

Сперва облегчение озарило все ее сознание и от счастья она едва не лишилась чувств. Он остался, ее сыщик. Он не смог уехать. Катя глубоко вздохнула, но в тот же миг жуткая ярость проснулась в ней. Она открыла глаза и со всей силы ударила кулачками барона в грудь.

— Вы самый несносный и противный человек на всем свете! — закричала она, — Зачем вы заставили меня так страдать! Вы хотели оставить меня одну!

Но Иштван не ответил. Он заглянул в васильковые глаза своей прекрасной и строптивой Елены и поцеловал, нежно и трепетно. Конечно, он не мог оставить ее. Это была жалкая попытка бежать от самого себя, попытка бежать от чувств. Катя стала его душой. Его сердцем. Его жизнью. Он больше никогда не оставит ее одну.