Анатомия абсурда

Кучер остановил коней – дальше было не проехать. Шорох спрыгнул, открыл дверцу и подал Ирине руку. Едва она показалась, по толпе прокатился изумлённый шелест. Смутившись, невеста спрыгнула с подножки и пошла за Шорохом. Две маленьких девочки, тоже в нарядах невест, подхватили и понесли её фату. Одна из них свободной рукой прижимала к груди большую красивую куклу. Заметив взгляд Ирины, она похвасталась:

– Это мне мама подарила, в родительский день…

Ирина отвернулась – глаза ей застили слёзы.

– Ира, вы расстроились? – растерялся Шорох. – Да вы не плачьте! Смотрите, сколько людей собралось на вашу свадьбу! Такой свадьбы не было ни у кого на свете, ни у одного короля, ни у одной принцессы! А вот и жених!

Тихий стоял у ворот, окружённый девушками в белом и юношами. Ирину подвели к нему, он взял её за руку и повёл в ворота. Женщины запели свадебную песню. Дорожка из цветов пересекала неширокую площадь внутри ограды и вела прямо к ступеням кладбищенской церкви. На крыльце стоял человек в красном монашеском плаще-домино, длинные рыжие волосы волнами падали ему на плечи, а на груди блестел большой золотой крест. Молодые остановились у крыльца. Человек в домино объяснил вполголоса:

– У нас, конечно, есть священники – но они отказываются венчать живую с мёртвым, считают это кощунством. Поэтому не обессудьте – обвенчаю, как смогу.

Он сошёл к молодым, остановился над ними на высоте трёх ступеней и спросил:

– Живая по имени Ирина, согласны ли вы, по своей воле и без принуждения, взять в мужья мёртвого по имени Тихий и перед Богом и людьми быть ему верной женой в земной и загробной жизни?

– Да, – сказала Ирина.

– Мертвый по имени Тихий, согласны ли вы, по своей воле и без принуждения, взять в жёны живую по имени Ирина и быть ей верным мужем в загробной и земной жизни?

– Да, – сказал Тихий.

– Теперь поцелуйтесь и обменяйтесь кольцами.

Молодые поцеловались и надели друг другу кольца, взяв их с подушечки, которую поднесла девушка в белом платье. Рыжий поднялся на крыльцо и провозгласил:

– Перед лицом Бога и перед всеми, кто пришёл на ваше торжество, объявляю вас, живая по имени Ирина, и вас, мёртвый по имени Тихий, законными мужем и женой. А теперь – к столу. Музыка!

Заиграла лихая музыка, и молодые, а за ними все гости, пошли за стол. Столами, ломящимися от яств, был заставлен весь погост. Чего только не было на этих столах! Вина и наливки, секреты изготовления которых утеряны сотни лет назад, вычурные блюда, о которых мы, теперешние, и слыхом не слыхивали… А каких только гостей не было! Рассказывали, что на Старом кладбище, под вековыми липами, видели даже основателя города – князя Венцеслава, пировавшего с ханами Золотой Орды. Словом, всю оставшуюся ночь, до третьих петухов, гулял и плясал развесёлый кладбищенский люд. Не один проснулся потом в чужом гробу; не одного полунощные петухи разбудили в объятьях молодой интересной покойницы.

Наутро Ирину Реверанец, одетую в свадебное платье, нашли на городском кладбище. Она лежала, обхватив рукой свежий, ещё не успевший порасти травой, холмик на могиле Назария Хреново, и счастливая улыбка цвела на её бездыханных губах.

42

Самый терпеливый из читателей, героически продолжающий читать нашу повесть, должно быть, давно уже смотрит на часы – а то и на календарь. Спешу обрадовать его: всё, последняя глава. Я и сам, признаться, где-то даже рад, что наконец можно будет отложить перо и с улыбкой грусти на губах сказать "прощай" городу Киряйгороду. Собственно, можно было и не начинать, но если ты не напишешь – то кто? Нет, здесь я, конечно, преувеличиваю, могли написать и другие, среди обывателей Киряйгорода сыщется немало талантов, нарочито искусно пером владеющих. Однако есть таланты, есть и обстоятельства. И одно маленькое обстоятельство, а именно то, что я с детства не мог терпеть куриного мяса, позволяет мне считать себя одним из немногих киряйгородцев и, пожалуй, единственным из нашей пишущей братии, кто способен на объективное освещение событий. Потому что если я с малых лет не мог терпеть этой противной курятины, то не мог я её терпеть и в ту роковую весну, когда город Киряйгород однажды проснулся под шпорой пернатого ахернарского генодесантника.

Итак, это будет даже не глава, а некое подобие эпилога, в котором я попытаюсь проследить за судьбой тех из обитателей и гостей города Киряйгорода, кто появлялся на страницах нашей повести.

Куры с приходом осени и приближением холодов начали собираться в стаи и в одно морозное сентябрьское утро улетели в тёплые края. Больше они в Киряйгороде не появлялись, и о том, что произошло с ними дальше, мне ничего не известно. По всей вероятности, дешёвой птицей, удивляясь и понемногу ахернея, теперь наслаждается какой-нибудь другой город.

Вместе с ними улетели и больше не возвращались и их горластые кавалеры. Так что мертвецы, которых по ночам будил трубный глас этих увенчанных гребнями герольдов дьявола, просыпаться перестали.