Анатомия детектива

В этом восприятии действующие лица могут быть просто фигурами башенных часов, которые при нажатии автором кнопки выскакивают по заранее начерченному пути на сцену, выполняют определенные им задачи и уступают место другим в требуемом порядке, не вызывая в читателях эмоций. Иначе говоря, мастер сыска и прочие действующие лица могут быть всего лишь объектами в человеческом облике. Соблазнительна и такая мысль: не поэтому ли в детективе равноценными могут оказаться человек и предмет, след ноги, отпечаток пальца, обстоятельство, время и т.д.? Роман всегда говорит о человеке и социальных отношениях людей, детектив, напротив, — соответственно такому восприятию — повествует о вещах и их порядке, при котором человек укрывается среди предметов, попадает с ними в один ряд. Значит, опытным сыщиком может быть не только человек, но и робот, электронный мозг, который измеряет и восстанавливает порядок в мире предметов.

Однако подобные толкователи детективов сами обладают складом ума роботов. Сыщик-мастер и читатель комбинируют, делают выводы, которые нельзя выразить математически, оценивают с точки зрения следствия важные человеческие связи, анализируют характеры, на что вовсе не способен робот. Ибо логика детектива-мастера имеет как раз не научный, а именно художественный характер. Какой она уже безусловно была и у Эдгара По.

Никакой научной подготовки не требуется, чтобы человек сообразил, что обычно на стенах все пишут на уровне собственных глаз, (так можно определить рост писавшего) или что не все ладно с гробом, который обтесывают необычно долго. Всякому подозрительно, если отличный мастеровой берет за работу полцены, если нанимают гувернантку и платят ей жалованье почему-то в трехкратном размере Размышления Шерлока Холмса не носят научного характера, они скорее источник нового вида наслаждения: он ведь не притязает на научное признание своих наблюдений, а просто стремится доставить приятный сюрприз, вызвать изумление своими духовными трюками.

Он гипнотизирует литературными средствами: завораживает очарованием вымысла, причудливыми извивами сказочных нитей. Он открывает нам то, что мысль, мышление могут существовать не только в категории истины, но и в категории красоты, точнее, одной из ее разновидностей — эффектности. Своеобразие ее в том, что она возбуждает эмоциональную и одновременно интеллектуальную радость, которую в литературной форме — за исключением диалогов античных греческих философов и романов-эссе двадцатого века — предлагают только авторы детективов.

Шерлок Холмс видит неизвестного мужчину. Ему представляется случай убедиться, что правая рука этого человека сильнее левой. Обычно у людей физического труда правая рука всегда сильнее, и Холмс принимает как данность, что имеет дело с рабочим. Он не подвергает свое наблюдение научной проверке, его умозаключения и произвольные суждения парят с поэтической свободой.

Вот один из его характерных спектаклей, зрелище, достойное иллюзиониста:

«Холмс снова расправил бумажку над нетронутой тарелкой. Я привстал, склонился над ним и взглянул на странную надпись:

534 К2 13 127 36 31 4 17 21 41 ДУГЛАС 109 293 5 37 БЕРЛСТОУН 26 БЕРЛСТОУН 9 47 171

— Рассмотрим эту проблему в свете чистой рациональности. Он явно использовал какую-то книгу. И это отправная посылка.

— Весьма неопределенная.

— Посмотрим, нельзя ли ее сузить. Если сконцентрировать свой ум, кажется, она уже менее недоступна. Какие приметы мы видим у этой книги?

— Никаких.

— Ну-ну, положение не так уж скверно. Зашифрованное сообщение начинается с большого числа 534, верно? В качестве рабочей гипотезы предположим, что 534 и есть та самая страница, что содержит ключ. Следовательно, книга большого объема, а это уже кое-что значит. Кафе еще указания относительно этой книги? Второй знак К2. Что из этого следует, Уотсон?

— Конечно, вторая глава, это несомненно.

— Вряд ли, Уотсон. Согласитесь, что если дана страница, номер главы несуществен. К тому же, если страница 534 находится во второй главе, какова длина первой? Просто невероятно.

— Колонка! — вскричал я.

— Великолепно, Уотсон! Вы сегодня в ударе. Я был бы сильно разочарован, если б это не была колонка. Итак, вероятнее всего, у нас есть толстая книга, напечатанная в две колонки, каждая из них довольно длинная, поскольку одно из слов в этой бумажке помечено числом 293. Мы дошли до предела того, что можно узнать.

— Боюсь, что да.

— Вы к себе несправедливы. Еще одна искорка, еще одно усилие мысли, дорогой Уотсон. Если бы в этом томе было что-то необыкновенное, он мне его прислал бы. Но так как планы его были нарушены, он прислал мне в этом конверте ключ. О чем и шла речь в записке. Все признаки указывают на то, что книга относится к таким, которые можно без труда найти. У него она есть, и он счел, что она есть и у меня. Итак, Уотсон, это обычная книга, которая имеется у многих.

— Звучит вполне правдоподобно.

— Значит, круг наших поисков сужается до толстой книги, напечатанной в две колонки и доступной многим.

— Библия! — торжествующе воскликнул я.