Анатомия финансового пузыря

Попробуем разобраться, как дороги были тюльпаны в 1637 году. Один вариант понять уровень цен на клубни – это сравнить их с примерными ценами тех лет на другие товары. Так, средний годовой доход ремесленника в Голландии составлял 200–400 гульденов. Маленький домик (таунхаус) стоил около 300 гульденов, а натюрморт известного художника с изображением цветов можно было купить за 1000 гульденов. Позволить себе купить Semper Augustus могли всего несколько десятков людей во всей Голландии. На те деньги, что он стоил, простая семья могла снимать жилье, покупать себе еду и одежду в течение половины жизни. Примерно за такую же сумму можно было купить прекрасный особняк с садиком в центре Амстердама, на канале, что и тогда было модно. Один из памфлетистов того времени подсчитал, что за 2500 гульденов можно было купить 27 тонн пшеницы, 50 тонн ржи, 4 тонны говядины, 8 откормленных свиней, 12 откормленных овец, 2 огромные бочки вина, 4000 литров пива, 2 тонны масла, 3 тонны сыра, кровать с постельным бельем, шкаф, полный одежды, и серебряный бочонок.

Гарбер предлагает другой подход к оценке стоимости клубня. Он перевел цену Semper Augustus в сегодняшнюю через золотой эквивалент. Получается, что если исходить из цены золота в 950 долларов за унцию (фактическая цена золота на момент сдачи книги в печать), то 10 000 гульденов – это около 190 тыс. долларов в сегодняшнем денежном выражении[7].

Однако, как мы видим, Semper Augustus стоил бешеных денег еще до начала активной торговли. Действительно, почти все источники говорят о том, что редкие сорта тюльпанов стоили дорого задолго до начала тюльпаномании. Согласно одному из них, в 1608 году за один клубень редкого сорта отдали мельницу, а за другой редкий клубень – пивоварню. В 1633-м за три редких луковицы якобы предложили целый дом. Достоверность этих фактов уже невозможно проверить, но большинство исследователей не считают их вымыслом.

Как стало ясно задним числом (а именно так и становятся очевидными многие вещи), большинство сделок в принципе не могло быть закрыто: продавцы сбывали клубни, которых у них не было или которых вообще еще не существовало в природе, а приобретали их покупатели, которые не могли заплатить. Может быть, кто-то помнит, что на заре перестройки существовал анекдот, описывающий типичную перестроечную сделку. Встретились двое, один сказал, что у него есть вагон апельсинов, а второй – что у него наготове чемодан денег, чтобы этот вагон купить. Встретились и разбежались – один побежал искать апельсины, а другой – деньги. Примерно по такому же принципу шла торговля клубнями тюльпанов и в конце 1636 года. Один гражданин, раздумывавший, не начать ли ему спекуляцию, получил такой совет: «Ты не платишь до лета, а к лету ты перепродашь» [Chancellor 2000, р. 19].

Как показал исторический опыт, практически в каждом эпизоде надувания пузыря свою роль сыграли и условия платежа: чем ниже задаток, тем выше могут расти цены, так как этот рост не ограничен физическим наличием денег у покупателя. Поскольку в случае покупки тюльпанов задаток вовсе не требовался, позиции, которые на себя принимали покупатели, практически ничем не ограничивались.

Гарбер предлагает и еще одно объяснение резкому росту цен. Он полагает, что цены на клубни нельзя считать ценами в классическом смысле. По его мнению, это были скорее цены исполнения опционов. Если вы ожидаете, что цена будет достаточно низкой, скажем, в диапазоне 50 долларов, но она волатильная (то есть сильно колеблется. – Е.Ч.) и может подскочить до 120 долларов, то вы вполне можете за 5 долларов купить фьючерсный контракт на покупку этого актива за 100 долларов в будущем, если только вы уверены, что сможете «открутиться» от большого убытка – то есть отказаться покупать товар, если цена не вырастет. В этом смысле 100 долларов – это не цена луковицы тюльпана, а цена исполнения опциона. А «открутиться» от убытка тогда было можно. Как уже было сказано, существовавшее законодательство это позволяло, и Гарбер уверяет, что торговцы прекрасно знали, что они ничем не рискуют. Последующие события это подтвердили.

Важно и то, что стоимость опциона была нулевой, так как предоплата не требовалась. Покупатель вносил лишь небольшую комиссию продавцу. Она составляла примерно 1/40 стоимости сделки, но не свыше 3/40 гульдена, и называлась «винными деньгами». Поскольку одно лицо было то покупателем, то продавцом, расход и приход уравновешивались [Garber 2001, р. 44]. По моему мнению, в силу данной специфики торговли тюльпанами предложение денег в экономике в целом, о котором говорилось выше, играет в эпизоде тюльпаномании второстепенную роль.

Первый «звоночек» краха, наверное, прозвенел еще в декабре 1636 года. Некий аптекарь и цветовод по имени Генрикус из города Гронингена продал тюльпанов на несколько тысяч гульденов с условием, что если цены до лета 1637 года упадут, то покупатель сможет отказаться от сделки, уплатив 10% от покупной цены.