Анатомия измены. Истоки антимонархического заговора

В Совете рабочих депутатов не спали. Там было вынесено постановление переименовать Совет в Совет рабочих и солдатских депутатов. Там шло науськивание солдат на офицеров, там готовилась социальная революция. Особенно старались Суханов, Соколов и Стеклов. Злобные и торжествующие, они поняли, что пришел их час разрушения ненавистной им России при помощи ими же распропагандированных подонков, числившихся в запасных батальонах Петроградского Гарнизона. Шульгин описывает Суханова (Гиммера):

"Гиммер — худой, тщедушный, бритый с холодной жестокостью в лице до того злобном... У дьявола мог бы быть такой секретарь".

Но эти "секретари дьявола" понимали, что Петроградский гарнизон — это капля в море. Им надо было растлить всю Армию. И ими выпускается знаменитый приказ № 1. Самые интересные это пункты 4 и 5.

"4. Приказы Военной комиссии Государственной Думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов.

5. Всякого рода оружие, как-то, винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам, даже по их требованию".

Временный Комитет стал лакеем (как и Временное Правительство) всех этих Сухановых, Стекловых, Чхеидзе и Соколовых. Октябрь становился логической неизбежностью, логическим следствием Февраля-Марта.

Но несмотря на это, Родзянко, понуждаемый Милюковым и другими членами Временного Комитета, продолжает свою преступную роль в деле свержения Царского режима, лжет и убеждает (как легко это было) генералов предать Государя.

Глава XXII

ВЫСКАЗЫВАНИЯ ЧЛЕНОВ ДИНАСТИИ В ПОЛЬЗУ РЕВОЛЮЦИИ. ГОСУДАРЬ РЕШАЕТ ЕХАТЬ В ПСКОВ. ПРИКАЗ ГОСУДАРЯ ПОДАВИТЬ БЕЗПОРЯДКИ НЕ ИСПОЛНЯЕТСЯ. КИСЛЯКОВ. АЛЕКСЕЕВ ПЕРЕХОДИТ НА СТОРОНУ РЕВОЛЮЦИИ. НОЧНЫЕ РАЗГОВОРЫ ПО ПРЯМОМУ ПРОВОДУ АЛЕКСЕЕВА С ПЕТРОГРАДОМ 26 ФЕВРАЛЯ — 1 МАРТА. АЛЕКСЕЕВ ОРГАНИЗУЕТ ОТРЕЧЕНИЕ ГОСУДАРЯ. ТЕЛЕГРАММА АЛЕКСЕЕВА ИВАНОВУ. ВОЙСКА ОТЗЫВАЮТСЯ НАЗАД. ВОРОНОВИЧ.

Сергеевский в своем "Отречении 1917 года" пишет, что престарелый генерал Дубенский (кстати, Дубенскому тогда было 64 года, правда, это возраст почтенный, но... есть люди значительно старше, и все же пишут воспоминания) дал неудачный совет Государю возложить особые полномочия для подавления смуты на генерала Н.И. Иванова. Совет неудачный, но вот что пишет по этому поводу "злобный клеветник и рамолик" генерал Дубенский:

"Чувствовалось, что от Него указаний и директив не будет, и в эти тяжелые минуты надо было помогать Его Величеству, а не ждать инициативы от измученного Царя. Хотелось верить, что эту законную помощь, верное служение присяге своему Императору даст прежде всего его начальник штаба, его генерал-адъютант Алексеев, все знавший, со всеми сносившийся и пользовавшийся, как я уже говорил, полным доверием Верховного Главнокомандующего. Но этого не случилось (26 февраля)"^{351}.

Сергеевский описывает все не так. Прежде всего необходимо не забывать, что Сергеевский, занимая сравнительно незначительный пост (начальник службы связи) и будучи только подполковником, не мог, конечно, иметь разговоры с чинами Ставки, занимающими более высокие посты. Часто пост, занимавшийся Сергеевским, смешивается с начальником военных сообщений; это "генеральский" пост и этот пост занимал в то время генерал Тихменев, который тоже написал свои короткие воспоминания.

Вспомним из воспоминаний же Сергеевского, каким тоном с ним говорил Лукомский. Его ответами были только:

"Так точно, ваше превосходительство".

Так вот Сергеевский передает:

«...Обо всем этом шло в эти два дня много разговоров между чинами нашего Управления. Мне запомнилось из этих разговоров следующее: Генерал Алексеев был очень огорчен словами Государя относительно назначения лица с неограниченными полномочиями: "...но лицо Я изберу сам". Из разговоров, тогда слышанных, я вывел заключение, что идея посылки полномочного лица была предложена генералом Алексеевым и, очевидно, Государю был известен и кандидат генерала Алексеева. Поэтому эти слова могли быть поняты генералом Алексеевым как выражение некоторого недоверия».^{352}