Барин? Нет, совсем не барин. Настоящий
барин так не поступает. Если из этого слова удалить чисто сословный признак, то барином называется человек, все поступки которого и с внешней, и с внутренней стороны всегда и при всех обстоятельствах безукоризненны в отношении всех обязательств не только формального характера, но и нравственного порядка. Начнем с формальной стороны. Собственно говоря, почему министр выгоняет просителя после подачи прошения? Было ли это вызвано поведением Распутина во время подачи прошения Распутиным? Нет. Распутин, которого так подробно, пожалуй, Даже с талантом беллетриста описывает Наумов, вызывает в нем отвращение. Но такое же отвращение вызывал Распутин и У тех, которые его принимали, скажу даже, что я сам, когда пишу о Распутине, чувствую к нему такое же отвращение, как и к каждому хаму, несмотря на любое его происхождение и занимаемое им положение. Но Наумов, конечно, понимал, так как был человеком умным, что его поведение в отношении Распутина вызовет тот восторг и "думских партийных группировок", и "общественных организаций", и отдельных лиц. Наумов прекрасно понимал, что в конечном результате это шло на пользу врагов Верховной Власти и увеличивало скорбь Венценосца. Окруженный в Ставке безличными и сухими генералами, находящийся в постоянной тревоге за жизнь своего сына, за все ухудшающееся здоровье своей жены, которая свято верила в человека, несущего все большие осложнения в жизнь страны, передовое общество которой с каким-то чисто дьявольским садизмом разрушало все веками сложившиеся моральные устои, Государь был потрясен всем этим, и только его необыкновенная выдержка не позволяла Ему терять спокойствия духа. Все его стремления, все надежды — победоносно кончить войну. Он верил своей Армии и ее начальникам. Мы вскоре увидим, как они оправдали доверие своего Монарха и Верховного Вождя.Императорская Фамилия, то есть родственники Государя, тоже были не на высоте. На Кавказе сидел Николай Николаевич. Это было по-прежнему гнездо интриг. Князь Шаховской описывает свое посещение Великого Князя:
«За завтраком были Великие Княгини Анастасия и Милица Николаевны, черногорки, которых Императрица называла "black women", генерал Янушкевич, Князь Орлов и адъютант Великого Князя. Сперва разговор был общего характера. Но скоро я приметил от некоторых сидящих какие-то непонятные сперва для меня фразы; скоро я начал их понимать. Желая быть во всем очень точным, я этих переговоров передать не могу, так как я тогда же их не записал, он они касались всецело Царской Семьи и главное. Императрицы, а иногда и Государя. Чувствовалось мало скрываемое неудовольствие Государем. Видимо, что если бы не мое присутствие, то разговоры были бы еще более открытые».{206}
С сестрой Государыни было еще хуже. Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, или "Элла", как ее звали близкие, несмотря на то, что после убийства мужа, Великого Князя Сергия Александровича, постриглась в монахини и была игуменьей в Москве, очень интересовалась политикой, и уволенный за разоблачения Распутина в скандальных историях Товарищ Министра Внутренних Дел Джунковский был деятельным членом ее "кружка".
Генерал Спиридович пишет о последнем свидании Великой Княгини с Государыней.
«И близкие люди, друзья и некоторые общественные Московские деятели, встречавшиеся с Великой Княгиней и не стеснявшиеся высказываться при ней откровенно, убедили ее поехать и повлиять на Их Величеств. О том, что такое "старец" и его окружение, она отлично знала, зачастую даже с преувеличением от С.И. Тютчевой. 3 декабря к вечеру Великая Княгиня приехала в Царское Село. Она хотела говорить с Государем, но Царица категорически заявила, что Царь очень занят, Он завтра утром уезжает в Ставку и видеться с ним невозможно. Тогда Елизавета Федоровна стала говорить с сестрой-Царицей... Произошел резкий серьезный спор, окончившийся разрывом. Александра Федоровна приняла тон Императрицы и попросила сестру замолчать и удалиться. Елизавета Федоровна, уходя, бросила сестре:
"Вспомни судьбу Людовика 16-го и Марии-Антуанетт"...
После революции она даже не сделала попытки повидаться с Царской Семьей».{207}
В Петербурге, в Москве, в Киеве, на Кавказе — повсюду члены Императорской Фамилии вторили всем слухам, связанным с именем Государыни, Распутина, и говорили уже совсем фантастические вещи. То есть то, что нужно было Думе.
Что же нужно было этой "Думе"?
Милюков это ясно написал в своей "Истории второй русской революции":
«"Низложить монархию".
"Но почему же, — спросят, — Государь "терпел Распутина около Трона?"