Анатомия колдовства (СИ)

Да уж. Просто поверить. Хильда уже не первый раз проявляла такие странные способности, и Йон давно убедился, что братец подсунул ему совсем не простую служанку. По-хорошему стоило бы встряхнуть тир и добиться правды, но теург не был способен на такое. Одно дело пригрозить ей ножиком, уличив во лжи, и другое — действительно причинять боль, чтобы узнать… что? До сих пор Хильда не давала повода усомниться в своей верности. Да и Гирт не отправил бы с ним кого-то, в ком сомневался бы.

— Ты не говорила, что умеешь так делать, — шепнул он.

— Вы спрашивали про теургию, господин. Это — не теургия.

Йон едва не выругался в голос. Да, здесь она была права, и как заправский служитель юстиции умело вывернулась из ловушки. Что ж, крыть нечем.

— После того, как вернёмся в Дейру, я тобой займусь всерьёз, — пообещал он. — Ложись спать. Завтра у нас будет тяжёлый день.

Хильда покорно отправилась в свою кровать, а вот Йон ещё долго не мог заснуть. Слишком многое не давало ему покоя. Дурацкая авантюра, начавшаяся с безобидного «пойди договорись с некромантами», вылилась в настоящий маскарад под боком у врага, а Йон никогда не считал себя хорошим актёром. Там, в Ветеринге, его никто не знал, он был всего лишь северянином, от которого не ждали многого. Здесь же подозрительность царила во всём. Уж кто-кто, а Эдмунд должен был знать, как искренне принимают новую веру его прихожане.

Скорее всего, он и следил за новым знакомым шерифа. Может, это было обычное дело, а может, он и правда что-то заподозрил. Вряд ли Йон прокололся на мелочи — за проведённые на юге годы он научился прикидываться добрым октафидентом так, что ни один священник не отличил бы. Дело было в чём-то другом.

В конце концов он поднялся и, как добрый октафидент, пошёл в часовню — не забыв, разумеется, уточнить у всех встречных, где она находится. Но это оказалось излишним, потому как в часовне нашёлся Эдмунд, тоже вздумавший помолиться на ночь глядя.

Священник удостоил его коротким взглядом и, улыбнувшись, снова отвернулся. Он стоял перед статуей Ротруды, архонта справедливости. Её часто просили о том, чтобы возмездие настигло виновных, ускользнувших от земного правосудия — уж не совпадение ли это? Но размышлять об этом быстро надоело Йону, и он отошёл к статуе Сефрана, хранителя знаний.

Пожилой человек в плаще равнодушно смотрел на него слепыми мраморными глазами. Мастерство скульптора не вызывало сомнения: Сефран выглядел совершенно живым и, казалось, действительно когда-то был человеком, таким же книжником, каким себя считал и сам Йон. В церкви Ветерингского университета тоже стояли такие статуи, но там Сефран был задумчивым и слишком благообразным, этакий наставник для детишек. Здесь же перед Йоном стоял бесстрастный исследователь, для которого нет ни зла, ни добра, а есть лишь знание.

Как и все архонты, когда-то Сефран был человеком, и оставил после себя подробную летопись событий Исхода — она считалась одной из основных частей Священной Книги. Правда, Йон сомневался, что летопись попала туда в неизменном виде: слишком уж однобоким выглядел рассказ о катастрофе, постигшей тогдашний мир. Виноваты грешники… Создатель ушёл, разочаровавшись в своих творениях… и всякое такое. Ходили слухи, что есть и другие его работы, но их никто в глаза не видел. А жаль, было бы интересно узнать, как всё происходило на самом деле.

Что ж, как бы то ни было, всё это не изменит главного: он не зря пришёл сюда в это позднее время. Для верности Йон прошептал себе под нос одну из немногих молитв, которые знал наизусть — он не сомневался, что чуткий слух священника уловил все слова, к тому же сам Эдмунд хранил молчание. Тем лучше. Меньше будет сомнений.

***

Он был уверен, что не заснёт, когда вдруг открыл глаза и понял, что уже утро. Да не просто утро, а рассвет — за узким окном стояли поздние зимние сумерки, а снег на крышах домов серебрился в лучах восходящего солнца.

На часах было восемь утра. До аудиенции ещё целых четыре часа — весьма много, если подумать. Это был, кажется, первый раз с самого прибытия в Дейру, когда у Йона действительно выдалось время залезть в свои записи и хоть немного поработать над задачами, поставленными ещё в Ветеринге. Теургия жидкостей, фазовые преобразования воды — всем этим он занялся год назад, ничего не сказав ни одному преподавателю, да они, наверное, даже не поняли бы, зачем это надо. В краю, где никогда не видели снега, такое было совсем неудивительно.

Но здесь, в Хельвеге, Йон должен был по-настоящему понимать суть снега, чтобы научиться управлять им. Не просто использовать телекинез, растапливать снежинки и заставлять их смерзаться, превращаясь в ледяную тюрьму, а преобразовывать, подчиняя своей воле. Как Хильда со своим ледяным кинжалом — ведь, казалось бы, простейшее заклинание, но оно совершенно в своей простоте. Полное достижение цели при минимальных затратах.

С этими мыслями Йон открыл первую тетрадь и понял, что всё забыл.