Анатомия любви

Джек окинул ее взглядом с ног до головы, а затем рассмеялся так искренне и по-детски беззаботно, что Хейзел сразу же поняла, что у него и в мыслях не было ее грабить.

Сердце у нее бешено стучало, и она была рада, что в тусклом свете факелов и ламп не разглядеть ее покрасневших щек. Хейзел откашлялась.

– Итак, мой опытный образец. Его можно положить на стол. – Она указала направление ножом, зажатым в руке.

– Будет исполнено. – Джек оторвал от нее взгляд и шагнул к тачке.

Она отвела глаза, когда Джек перетаскивал тело и укладывал его конечности так, словно это просто человек, спящий под покрывалом.

– Простыню накинуть или снять?

– Снять, – сказала Хейзел. – Пусть лучше будет снята. Я все равно собираюсь его осматривать. Сколько я тебе должна? – Она вытащила кошелек из-под фартука. – Шесть гиней, полагаю?

– Это свежий труп, выкопал его только сегодня ночью! Десять гиней.

– То, что ты его сегодня выкопал, не значит, что он был сегодня похоронен. По запаху так точно не скажешь. Семь гиней.

– Девять, или я отвезу его прямиком в Старый город и продам цирюльнику на Хеймаркет-стрит. Он хороший покупатель, всегда платит, сколько скажу.

– Восемь гиней и три шиллинга, – сказала Хейзел. Она протянула ладонь с лежащими на ней тяжелыми монетами.

Джек засомневался, но затем все-таки смахнул их в свою ладонь.

– Идет.

Спрятав деньги в карман, Джек эффектно сдернул простыню, открыв сморщенный труп – женского пола, словно усохший и покрытый восковым налетом. Подземелье заполнила мешанина запахов: сладковатый, тошнотворный запах гниющего мяса и тухлых яиц, тяжелый мускусный дух от личинок.

– Вот, – сказала Хейзел, протягивая Джеку апельсин, утыканный семенами гвоздики. Другой такой же она уже поднесла к носу. – Помогает от запаха.

Джек взял его с благодарностью.

– Об этом ты тоже прочитала в книге?

– Вообще-то да, – подтвердила Хейзел.

У покойницы были холодные голубые глаза и волосы как солома. Навскидку Хейзел могла предположить, что они были ровесницами. Женщина – девушка – жила в тяжелых условиях, это Хейзел читала по ее телу, как по раскрытой книге. Ноги у нее были обмороженные, с искалеченными плохой обувью ступнями. Ногти были желтыми и обломанными. По всем конечностям змеились цепочки синяков. На затылке, там, где ее соломенно-желтые волосы были сбриты, виднелись шрамы и круглые следы, оставшиеся, видимо, после кровопускания. Девушка попадала в больницу для бедных, и ее лечили, пуская кровь при помощи ланцета и горячих банок. Хейзел никогда не видела подобной процедуры, но читала о ней. Глядя на следы – яркие, багровые, идеально круглые синяки, словно покойная сражалась с каким-то чудовищем из морских глубин, – Хейзел решила, что эта процедура намного более жестока, чем описывается в ее книгах.

У девушки был еще один шрам, длиной не менее тридцати сантиметров, идущий по центру, между ее грудями, и зашитый такими аккуратными стежками, что те были практически невидимы.

Хейзел задумалась, что за болезнь потребовала такой операции. Возможно, кто-то пытался спасти девушке жизнь.

Джек получил свои деньги, но не спешил уходить, из-за плеча Хейзел разглядывая тело.

– А она… ну, знаешь… это из-за лихорадки?

– Римской лихорадки? – растерянно переспросила она.

Джек кивнул. До него доходили слухи. Священник, отпевавший ее, на похоронах молился о том, чтобы Господь дал им лекарство.

– Нет, – заверила Хейзел, – определенно нет.

Джек подошел ближе.

– Откуда ты знаешь? Все говорят, что она умерла от этого!

– Правда? Нет, вот, смотри… – Хейзел использовала простыню, чтобы повернуть тело и показать Джеку ее чистую спину. – Нет бубонов. Ни одного фурункула. Именно из-за них римская лихорадка получила свое имя.

– А не потому, что пришла из Рима? – Раньше Джек неоднократно слышал, как рабочие в Ле Гранд Леоне кляли «этих проклятых итальяшек» за болезнь, которая угрожала их заработку.

– Нет, конечно нет. Дело в том, что одним из главных симптомов, помимо жара, считаются фурункулы, наполненные кровью. И когда они лопаются, то становятся похожими на раны от ножа. Как у Юлия Цезаря на ступенях Сената. В Риме. Plaga Romanus.

– Из книги? – спросил Джек.

– На самом деле это я знаю из личного опыта.

Джек подошел еще на полшага ближе.

– Ну и, – спросил он, – ты сможешь сказать, от чего она умерла?

В ответ Хейзел подняла самый большой нож и сделала длинный вертикальный надрез на груди трупа, как доктор Стрейн делал в классе. И замерла, неверяще глядя вниз. Затем посмотрела на Джека, опять на труп и снова на Джека.

– Так случилось, – все-таки произнесла она, – что я совершенно точно могу сказать, от чего она умерла. У нее нет сердца.

– Сердцебиения. Ну да, она ведь мертва – это и я могу тебе сказать.

– Нет, – возразила Хейзел. – Смотри. У нее буквально нет сердца.

Джек заглянул в разверстую пропасть вскрытой грудной клетки. Там все было таким красным и таким влажным, что он не мог понять, куда смотреть.

– Вот здесь. – Хейзел ножом указала в центр груди девушки. – Сразу за грудной клеткой. Перед легкими.

– Я ничего не вижу, – признался Джек.