Анатомия любви

– Очень хорошо, мисс Синнетт. Я рассматриваю это скорее как эксперимент, а не как пари. Полагаю, что ставка на случай вашего провала достаточно очевидна. Во-первых, тогда я не смогу убедить моего коллегу доктора Стрейна разрешить другим женщинам посещать занятия в будущем. Добавим, что, если вы не сдадите экзамен в этот раз, вы лишитесь права сдать его в следующий. На этом эксперимент с появлением женщины-хирурга можно будет считать оконченным.

Хейзел кивнула, и они пожали руки.

Рука у Бичема оказалась холодной, Хейзел ощутила это даже через его перчатку.

– Что ж, – сказал Бичем, – с нетерпением жду нашей встречи на экзамене. А, и последнее! – Он поднял палец, зарывшись в стопку книг, стоящую у его локтя. – Ага. Вот мы где. Новое издание «Трактата доктора Бичема». Вам для учебы. Мне довелось обратить внимание, что учебник, который вы носили на занятия, слегка устарел. И довольно сильно истрепался, если вы простите мне такое замечание.

Хейзел взяла книгу. Свет очага отразился на позолоченной надписи обложки:

ТРАКТАТ ДОКТОРА БИЧЕМА ОБ АНАТОМИИ,

или

ПРЕДОТВРАЩЕНИЕ И ЛЕЧЕНИЕ СОВРЕМЕННЫХ БОЛЕЗНЕЙ

автор доктор Уильям Бичем, 24-е издание, 1816 год

– Благодарю вас, – сказала Хейзел, пролистывая страницы. Она заметила несколько надписей на полях. – Вы правда не возражаете? Здесь, похоже, какие-то заметки?

Доктор Бичем беспечно отмахнулся.

– Уверен, просто ерунда. А теперь прошу меня извинить, но мне пора вернуться к своим записям. Ужасные смерти происходят в самом сердце города. Просто ужасные.

Хейзел настороженно выпрямилась.

– Я слышала о них! Говорят, что возвращается римская лихорадка. Вы! Ваши слова об этом были в газете.

– Да, я осматривал тела. Ужасно, действительно ужасно.

– Так вы полагаете, что это правда? – тихо спросила Хейзел. – Римская лихорадка вернулась?

У доктора Бичема сделался расстроенный вид. Он кивнул.

– На самом деле все выглядит так, будто причина в этом. И, похоже, смерти мало интересуют публику, если умирают бедняки. Это заботит немногих.

– Мой брат, тот, что умер… причиной была римская лихорадка, – сказала Хейзел, избегая смотреть на доктора. – Мой брат Джордж. В последний его приезд в Эдинбург.

– Джордж, – мягко повторил доктор Бичем. – Джордж. Конечно. Мои глубочайшие, искреннейшие соболезнования вашей потере. – Он смотрел куда-то мимо Хейзел так долго, что та задумалась, не пора ли ей уходить. Но, едва она совсем было собралась встать, Бичем снова заговорил: – Morte magis metuenda senectus. Вы знаете латынь, мисс Синнетт?

– Достаточно поверхностно, к сожалению. Здесь… э-эм… что-то вроде «Мы боимся старости…»?

– Бояться нужно старости, а не смерти.

Тут Бичем снова уставился в никуда, и они с Хейзел просидели в молчании еще несколько мгновений, слушая, как потрескивает огонь в камине и солидные мужчины вокруг них фыркают и шелестят страницами газет. Но вот доктор Бичем снова заговорил.

– Что ж, я искренне надеюсь, что вы будете заниматься усердно и сдадите экзамен, мисс Синнетт. – Его глаза блеснули рыжим в свете камина. – Особенно если в наш славный город все-таки вернулась римская лихорадка. Возможно, именно вы найдете долгожданное лекарство.

Из «Истории практикующего королевского лекаря» (1811):

Философия лекарского дела во времена Тюдоров опиралась на учение о четырех типах «соков», найденных в описаниях Гиппократа (около 460 г. до н. э.) и в дальнейшем исследованных Галеном Пергамским (около 129 г. н. э.), известным древнеримским врачом.

Лекари в своей работе руководствовались представлением о том, что в организме каждого пациента есть свои основные «соки», или жидкости, которые формируют его личность, а любая болезнь рассматривалась как избыток или нехватка упомянутых «соков». Этими четырьмя «соками» были: кровь, флегма (слизь), желтая желчь и черная желчь (меланхолия).

17

Покидая Анатомическое общество, Хейзел была так погружена в свои мысли, так воодушевлена новой целью и принятым решением, что, стоило ей решительно шагнуть за порог и выйти на мокрую мостовую переулка, сама не заметила, как тут же столкнулась с прохожим.

– Мне так ж… Это ты!