Анатомия любви

От огня в комнате было непривычно тепло, и Хейзел подавила желание поднять нижнюю юбку и ослабить корсет. Всего несколько недель в старой одежде Джорджа, а она уже успела позабыть, как сильно могут душить многослойные женские наряды, особенно если ты стараешься выглядеть предельно утонченно. А Хейзел постаралась. Она одевалась, словно солдат, облекающий себя в броню, используя свое благосостояние и хороший вкус как защиту. Платье практичного синего цвета украшали черные кружева и отделка шнуром. Лента цвета лаванды поддерживала воротник у горла. Другими словами, она выглядела, как респектабельная дама эдинбургского высшего света, и пусть лакей Анатомического общества про себя мог удивляться тому, что она без компаньонки, но его низкий ранг не позволял ни о чем спросить такую как Хейзел и уж тем более не впустить ее. Многие двери захлопнулись перед Хейзел Синнетт, потому что она была женщиной, но внезапно оказалось, что у нее в запасе есть мощное оружие: на женщин чаще всего не обращали внимания, и это делало ее практически невидимой. Нет, женщин видели, видели платья, которые те надевали на прогулку в парк, и затянутые в перчатки ручки, лежащие на локте спутника в театре, но их никогда не считали противниками. Они не представляли угрозы, о которой стоило беспокоиться. Лакей, вероятнее всего, не впустил бы нищенку или даже незнакомого мужчину, но Хейзел – в наряде состоятельной барышни – могла спокойно пройти мимо него, нужно было только сделать это быстро и изобразить уверенность. Именно так она и поступила.

Доктор Бичем в одиночестве сидел за маленьким столом, перед исходящей паром чашкой чая. По всему столу были разложены книги и бумаги. Большой черепаший панцирь исполнял роль пресс-папье. Несмотря на жар от камина, доктор так и не снял свой привычный камзол, и ворот его по-прежнему был поднят до подбородка.

– Здравствуйте, доктор Бичем, – тихо сказала Хейзел. Джентльмены, сидевшие неподалеку, проворчали что-то о помехах, а затем вернулись к чтению.

Доктор Бичем закончил писать и аккуратно поставил перо в чернильницу.

– Не припомню, что имел честь быть вам представленным, не так ли? Пожалуйста, простите меня, если нас все-таки представляли; боюсь, память у меня уже не та, что прежде.

– Это очень интересный вопрос, доктор Бичем, – сказала Хейзел. – Я… Меня зовут Хейзел Синнетт. – Тут Хейзел сняла шляпку и отвела локоны с лица. – Но вы знаете меня как…

– Джорджа Хейзелтона.

Бичем встал и протянул ей руку.

Хейзел, сбитая с толку, пожала ее.

– Да, конечно. Стрейн упоминал… Но я забегаю вперед. Мисс Синнетт, пожалуйста, присядьте. Могу я предложить вам чашечку чая?

Хейзел, как в тумане, устроилась за столом напротив Бичема. (Джентльмены неподалеку при этом насмешливо хмыкнули, но вернулись к чтению еще быстрее прежнего.)

– Потрясающе, – заявил Бичем, так пристально вглядываясь в ее лицо, словно видел кости и мускулы, движущиеся под кожей. – Понять не могу, как это я не понял все сразу. Совершенно потрясающе. А одежду вы нашли… в каком-то магазине? У портного?

– Это вещи моего брата. – И, не удержавшись, она добавила: – Он умер.

Тень упала на лицо Бичема.

– Примите мои соболезнования. Самые искренние. У меня был сын, который… – Он взглянул куда-то мимо Хейзел, а затем покачал головой. – Это уже неважно. Так приятно наконец-то встретиться с вами лично, мисс Синнетт.

– Так, подождите секунду. Вы?.. – начала было Хейзел, но тут же передумала. Недоуменно похлопала глазами. – Так вы на меня не в обиде?

Доктор Бичем сочувственно улыбнулся.

– Нет, признаюсь честно, ничуть не в обиде. Немного, как бы сказать, разочарован в собственной наблюдательности, но… нет, нет. Не в обиде. На самом деле заинтригован.

– Заинтригован?

– Вами. Как представительницей своего вида. Женщины редко проявляют интерес к естественным наукам. И еще реже, должен признаться, можно встретить кого-то с вашими способностями. Скажите мне, вы всегда интересовались анатомией?

Таким образом, получив свою чашку чая и устроившись в неожиданно удобном кресле, Хейзел внезапно поймала себя на том, что рассказывает доктору Бичему абсолютно все. Она рассказала о своем одиноком детстве среди серых стен Хоторндена, о том, как пряталась в отцовском кабинете и читала книги по медицине и алхимии при свете свечи, в то время как давно должна была лежать в кровати. Рассказала об отце за границей, о равнодушной матери, то погруженной в траур, то поглощенной заботой о младшем сыне, новом наследнике. С тех самых пор, как научилась писать собственное имя, она мечтала изучать строение тела, законы, им движущие, понимать, как им управлять – этим странным сосудом, содержащим в себе душу. Насколько он хрупок, Хейзел осознала еще в детстве, когда оцарапала коленку, а затем смотрела, как скапливаются на коже капли крови, пачкая чулок. Как она часами могла рассматривать голубовато-зеленый узор вен под кожей.

Бичем слушал внимательно, непрерывно размешивая сахар в чае и кивая в такт словам Хейзел.

– Вот так я и попала на ваши занятия по анатомии, – сказала она в завершение.