— Потому что он родной отец, вряд ли причинит вред ребенку. В общем, вы не паникуйте, Инна Алексеевна, мы все равно работаем, ищем, да и байкеры вчера прикатили ночью, лес прочесывали, сегодня вечером тоже подъедут, другой район возьмут. И вот еще что… мне бы фото мужа вашего бывшего, а то из колонии прислали такое, что там родная мать не опознает.
— У меня нет… — прошептала Инна, но тут вмешалась дочь:
— Папина фотка? У меня есть в мобильном.
Инна жестом показала, чтобы Алина принесла телефон, не став выяснять, откуда фото и почему дочь его хранит.
— О господи… — вдруг растерянно сказала Инна, и капитан сразу напрягся:
— Что-то вспомнили?
— Да… мой бывший муж не знает, что Даня болен и нуждается в постоянном введении препаратов… Он заболел, когда… словом, болезнь нашли уже после того, как Антона посадили, и он не в курсе…
— Инна Алексеевна, мальчику все-таки восемь лет, он может сказать о болезни отцу.
— Но если он увел его, то вряд ли у Дани с собой пенал с лекарствами! — воскликнула Инна, чувствуя, как колотится сердце.
— Так, Инна Алексеевна, — твердо произнес капитан в трубку. — Давайте не будем нагнетать, чтобы не пугать никого — и себя в первую очередь. Будем надеяться на лучшее — пока нет плохих новостей.
Переслав снимок из телефона дочери капитану, Инна откинулась на спинку кровати и закрыла глаза. Рядом приткнулась Алина, Инна слышала ее дыхание и, нащупав лежавшую на кровати руку, сжала ее.
— Папа убежал, да? — еле слышно прошелестела Алина.
— Да…
— И теперь нам снова придется уезжать? Чтобы он тебя не нашел?
— Наверное… но мы не можем уехать без Дани…
— Мама… а если Даня не у него?
— Лучше бы был у него… — проговорила Инна и спохватилась: — Да, ты ведь слышала, что капитан сказал… Если Даня у папы, то ему ничего не грозит. Папа его любит, он не станет его обижать.
— Мам… — Алина развернулась и, выдернув свою руку из руки Инны, спросила: — Ты ведь снова мне врешь, да? Как тогда?
Инна очень надеялась отмолчаться, даже закрыла глаза, но дочь требовательно сжала ее пальцы:
— Мама! Не делай вид, что засыпаешь! Ты снова мне врешь, да? Мне уже не шестнадцать, я все пойму.
— Да, ты все поймешь… — прошептала Инна, не открывая глаз. — Обязательно поймешь, но позже…
— Тогда ты тоже так думала, а я поняла сразу. И сейчас все пойму, ты просто расскажи…
— Алина… это слишком долгая история, у меня нет ни сил, ни времени на это сейчас… мы Даню потеряли, а ты хочешь, чтобы я тебя историями развлекала…
Дочь вскочила с кровати, сжала кулаки:
— Ну ты не меняешься! Ты даже не хочешь понять, что своим враньем только дальше меня отталкиваешь!
— Алина… Есть вещи, которые я не могу тебе доверить, понимаешь? И не потому, что ты глупая или маленькая, вовсе нет. Просто… словом, это может стать опасным для тебя.
— А, то есть ты думаешь, что и Даню мог не папа забрать — как раз потому, что у тебя какие-то тайны? — зашипела дочь, зажмурившись. — Что ты сделала такого, за что можно ребенка украсть?
— Я ничего не сделала, Алина. Ничего, поверь мне. Но так сложились обстоятельства…
— Обстоятельства, обстоятельства, обстоятельства! — Алина затопала ногами. — Я только и слышу три года об этих обстоятельствах! А ничего не меняется, мы только все дальше от Москвы! А скоро, мамочка, страна кончится, и что будем делать? Стоять на берегу Охотского моря и в него слезы ронять, потому что дальше бежать некуда?
— Есть еще другие страны…
— Да?! Другие страны?! А ты не подумала, что папу родительских прав не лишили, а Даньке всего восемь? Кто тебе даст его вывезти?
— Его сперва нужно найти, — Инна поняла, что пора заканчивать этот разговор, чтобы снова не разгорелась ссора, на которую совершенно не было сил. — И все, хватит. Если ты взрослая, так помоги мне, поддержи.
— Ты никогда не изменишься, да? — устало спросила дочь, возвращаясь на край кровати. — Так и будешь врать и недоговаривать? А потом еще и просить, чтобы я тебя жалела?
Инна развернулась с халатом в руках, в упор посмотрела на дочь:
— Мне не нужна твоя жалость. И прошло время, когда я сама себя жалела. Если не хочешь помогать — не надо. Тогда просто не мешай, не мотай мне нервы — я ничего больше не прошу. Мне нужно найти твоего брата, больше ни о чем сейчас думать я не могу.
Она развернулась и ушла в ванную, захлопнула за собой дверь и, сев на небольшой табурет, зарылась в халат лицом и заплакала.
Инна не хотела говорить с дочерью о том, что происходило сейчас. Она боялась, что это на самом деле может стать опасным для Алины. Втайне она очень надеялась уже, что сына действительно забрал Антон — тогда мальчик будет хотя бы в безопасности, потому что уж родному-то сыну Залевский никогда бы не навредил.
«Если уж так, то пусть это будет Антон, — думала Инна, стоя под струями душа. — Пусть это будет Антон, а не те, кто убил Соню… Соня… как же так, она была в клинике, а я даже не видела ее ни разу. Но… почему — в клинике, зачем, как? Кто ее оперировал? Драгун не сказала… Но если она делала пластику лица — как ее узнали?»