Анатомия Меланхолии

Quis enim virtutem amplectitur ipsam,
Proemia si tollas?{576}

[Кто, в самом деле, к одной стремится доблести, если

Нету наград?]

Каждый, создавший что-либо на благо общества, будь то в какой-либо отрасли искусства или науки, написавший трактат или совершивший благородный подвиг на родине или за границей[652], будет соответственно вознагражден богатством[653], почестями и продвижением по службе[654]. Вслед за Ганнибалом у Энния{577} я повторяю: Hostem qui feriet erit mihi Carthaginensis [кто бы ни сразил врага, он будет в моих глазах карфагенцем], независимо от его положения, занимаемой должности и образа действий; кто заслуживает наилучшего, тот получит наилучшее.

Филиан у Филония{578}, без сомнения, по доброте души своей желал, чтобы все его книги были золотом и серебром, алмазами и драгоценными камнями, дабы выкупить на них томящихся в плену, освободить узников и принесть облегчение всем бедным несчастным душам, нуждающимся в самом насущном[655]; что и говорить, благочестивый поступок, но какими были бы его последствия? Предположим, что это желание было бы вскоре после этого полностью осуществлено, и что же — ведь если даже одаряющий несчастных богат, как Крез, жаждущих его помощи будет во многократ больше. По этой причине я не стану терпеть никаких нищих, мошенников, бродяг и прочих бездельников[656], которые не смогут дать отчет, на какие средства они себя содержат[657]{579}. Если они немощны, увечны, незрячи и одиноки, тогда они получат достаточное обеспечение в нескольких приютах, специально для этой цели построенных; если же они состоят в браке и немощны или уже не в силах трудиться, или же, если вследствие неизбежных подчас убытков или каких-нибудь сходных неудач они отброшены вспять, тогда им будет оказана помощь в виде раздачи зерна, освобождения от платы за жилье, ежегодной пенсии или денежного пособия[658], а также они будут щедро вознаграждены за хорошую службу в прошлом; если же они еще в состоянии трудиться, то их принудят работать[659]. «Ибо я не вижу основания (как сказано у него), в силу которого эпикуреец или праздный тунеядец, обжирающийся богач или ростовщик должны жить, не ведая забот, бездельничая, пользуясь почетом, вкушая всевозможные удовольствия и притесняя других, в то время как нищему труженику, кузнецу, плотнику, землепашцу, который проводит весь свой век, подобно ослу, переносящему тяжести, в неустанном труде для блага общества, и без кого мы не можем существовать, не останется на склоне лет ничего другого, как побираться или умирать от голода и вести жалкое существование, которое хуже удела ломовой лошади!»[660] Коль скоро люди всякого звания будут принуждены исполнять свои обязанности, то никому не придется надрывать свои силы, и у каждого будет свое установленное время для отдыха и развлечений indulgere genio{580} [соответственно своим склонностям], праздников и веселых сборищ, так что даже самый бедный мастеровой и самый последний слуга сумеет раз в неделю петь и танцевать (хотя и не все одновременно) или делать все, что ему заблагорассудится[661]{581}, как во время Saccarum festum[662] [Священных праздников] у персов или сатурналий в Риме{582}, точно так же, как их хозяин. А уж если кто-нибудь совсем напьется, то в последующие двенадцать месяцев ему будет запрещено пить вино и крепкие напитки[663]. Банкрот будет catamidiatus in Amphitheatro [подвергнут осмеянию и порке в амфитеатре][664]{583}, предан публичному бесчестью, а тот, кто не в состоянии погасить свои долги, если он разорился из-за мотовства или небрежения своим делом, будет посажен в тюрьму на двенадцать месяцев, и если в течение этого срока не сумеет возвратить долги своим кредиторам, то будет повешен[665]. Ограбивший церковь будет лишен обеих рук[666]{584}, а лжесвидетель или повинный в клятвопреступлении — языка, разве только если искупит его своей головой. Убийство и прелюбодеяние[667] будут караться смертью, но не воровство, за исключением особо тяжкого преступления в этом роде или если это дело рук закоренелого преступника[668]{585}, в противном случае совершившие его будут приговариваться к галерам, рудникам или будут отданы пострадавшему в пожизненное рабство. Любое наследственное рабство мне ненавистно, равно как и duram Persarum legem [жестокие законы персов], как отзывается о них Бриссон[669], или те, о которых пишет Аммиан{586}: impendio formidatas et abominandas leges, per quas ob noxam unius omnis propinquitas perit[670], несправедлив закон, по которому за преступление отца должны страдать жена и дети, друзья и свойственники.