Анатомия Меланхолии

Nosque ubi primus equis oriens affavit anhelis
Illis sera rubens accendit lumina Vesper{1231}

.

[И лишь задышат на нас, запыхавшись, кони Востока,

Там зажигает, багрян, вечерние светочи Веспер.]

Так, согласно Тациту, поступал Петроний{1232} и, согласно Лампридию, Гелиогабал{1233}.

Noctes vigilabat ad ipsum
Mane, diem totum stertebat[1413]

.

[Ночь гуляет до утра;

Целый день прохрапит.]

Житель Сибариса Сминдирид{1234} за двадцать лет лишь однажды был свидетелем солнечного восхода и заката. Веррес, которого так яростно изобличал Туллий{1235}, никогда зимой не бывал extra tectum [вне дома], и почти vix extra lectum [не покидал постель], беспрерывно распутничая и пьянствуя; вот так он проводил время[1414], и так ведет себя в наши дни несметное число людей. У них есть gymnasia bibonum [академии пьянства], школы и места для встреч; эти кентавры и лапифы швыряют пивные кружки{1236} и кубки, словно ядра, придумывают себе все новые услады, как, к примеру, колбасы, анчоусы, табак, кофе, маринованные устрицы, сельдь, копченые сардинки и пр., бесчисленные соления, содействующие разжиганию у них аппетита, и раздумывают, каким еще образом себе навредить, принимая какое-нибудь предохраняющее средство, дабы «наилучшим образом переносить свои возлияния»[1415], а если нет под рукой иного способа, то готовы опорожнить и тем, и другим путем все выпитое, чтобы, очистив свою глотку, получить возможность выпить снова»[1416]. Они издают зконы, insanas leges, contra bibendi fallacias, безумные законы против всяких попыток смошенничать во время питья, и в то же время хвастаются, если им это все же удается[1417], венчая того, кто выпьет больше всех, как это делали и прежде их пьяные предшественники (Quid ego video? Cum corona Pseudolum ebrium tuum[1418] [Кого это я вижу? Своего друга, Псевдола, пьяного и в венке]), а после их кончины на могиле будет изображена кружка с вином, как на надгробии престарелой жены Марона[1419]. Вот так они торжествуют в своей гнусности и оправдывают свою порочность ссылками на Рабле, этого французского Лукиана, считающего, что пьянство будто бы полезнее для тела, чем любое лекарство, потому что старых пьяниц больше, чем старых врачей. У них в запасе множество подобных аргументов, коими они призывают других следовать их примеру[1420] и горячо любить их за это (ибо ничто так не связывает людей, как это славное содружество). Так поступали Алкивиад в Греции, Нерон, Боноз{1237} и Гелиогабал в Риме, или, скорее, Алегабал, как его называли в старину (как доказывает Игнатий, основываясь на старых монетах[1421]). Таким же образом, замечает Гересбахий[1422], многие знатные люди ведут себя и поныне. Когда монарх пьет до тех пор, пока его взгляд не становится бессмысленным, подобно Битию у поэта:

Ille impiger hausit
Spumantem vino pateram[1423]

[Пенную чашу сполна осушил он до дна золотого],