Анатомия Меланхолии

Страстные до крайности, Quicquid volunt, valde volunt, если уж они чего-нибудь возжелали, то неистово этого добиваются; всегда неугомонные и изо всех сил чего-то домогающиеся, недоверчивые и боязливые, завистливые, зложелательные, то расточительные, а то бережливые, но большей частью скаредные, брюзжащие, сожалеющие, недовольные и постоянно жалующиеся, недоброжелательные, раздражительные, injuriarum tenaces, несклонные прощать оскорбления, быстро возбуждающиеся, неистовые во всех своих фантазиях, неприветливые в разговоре, неспособные на грубые комплименты, но угрюмые, хмурые, печальные, суровые; постоянно cogitabundi, погруженные в размышления, чрезвычайно напряженно сосредоточенные и схожие с той Меланхолией, которую нарисовал Альберт Дюрер[2484], — в виде печальной женщины, опершейся на руку и с остановившимся взглядом, не обращающей внимания на свою одежду и пр.; некоторые считают их поэтому заносчивыми, простоватыми, глуповатыми или наполовину безумными и пр., подобно тому как абдеритяне думали о Демокрите, но все же притом весьма сметливыми, глубоко постигающими, рассудительными, мудрыми и остроумными: ибо я разделяю мнение одного благородного человека[2485]{1876}, сказавшего: «Меланхолия более, нежели любой темперамент, способствует человеческой проницательности» и совершенствует размышления более, нежели любой из крепких напитков или испанский херес. Эти люди отличаются в некоторых отношениях особой глубиной суждений, хотя в других случаях, подобно non recte judicant inquieti [охваченному страстью человеку не способны судить здраво], говорит Фракасторо (lib. II de Intell. [кн. II об интеллекте]). И, как характеризует это Аркулан (cap. 16 in 9. Rhasis [гл. 16 Комментария к сочинению Разиса]), Judicium plerumque perversum, corrupti, cum judicant honesta, inhonesta; et amicitiam habent pro inimicitia [их суждение обычно извращено и искажено, поскольку честность они принимают за бесчестность, а друзей — за врагов]; они способны обидеть своих лучших друзей и не осмеливаются оскорбить своих врагов. Они большей частью малодушны, et ad inferendam injuriam timidissimi, говорит Кардано (lib. VIII, cap. 40 de rerum varietate [кн. VIII, гл. 4 о разнообразии вещей]), и обычно несклонны кого-либо обидеть; если же им случается зайти слишком далеко в словах или поступках, или упустить из вида какое-либо незначительное дело или обстоятельство, или забыть о нем, они ужасно мучаются и выдумывают тысячи подстерегающих их вследствие этого опасностей и неудобств, ex musca elefantum [превращая муху в слона], стоит только этой мысли прийти им однажды в голову; любое благоприятное известие, рассказ, сулящее удачу событие приводит их в чрезвычайный восторг, они вне себя от радости, но опять-таки любая самая незначительная препона, плохая весть, поступок, ложно истолкованный как оскорбление, утрата, опасность огорчают их сверх всякой меры, повергают в отчаяние, приводят в замешательство, в глубокое уныние, они изумлены, охвачены нетерпением, пребывают в крайнем расстройстве, всего опасаются, всех подозревают. И при всем при том многие из них отчаянно легкомысленны, опрометчивы, беззаботны, готовы к тому, что их могут убить, поскольку не ведают никакого страха и таящейся угрозы и, согласно Геркулесу Саксонскому[2486], «отличаются подчас такой смелостью, что некоторые из них осмеливаются в одиночку прогуливаться ночью по безлюдным и опасным местам, никого не боясь».

Они склонны влюбляться, и их легко пленить[2487]: Propensi ad amorem et excandescentiam (Монтальт, cap. 21 [гл. 21]), они быстро воспламеняются, души в ней не чают, любят нежно, потом встречают другую и души не чают в ней, et hanc, et hanc, et illam, et omnes [сперва эту, потом ту, потом еще другую и так каждую из них]; нынешняя более всего их возбуждает, а последнюю они обычно любят сильнее всего. И все же опять-таки некоторые из них являются anterotes [противникам любви], таким даже один вид женщины непереносим, секс внушает им отвращение, подобно тому московскому герцогу-меланхолику, который мгновенно заболевал, стоило женщине только попасться ему на глаза[2488]{1877}, или тем анахоретам, тело которых тотчас сводила жестокая судорога, стоило только привести к ним женщину[2489].