Анатомия одного развода

Началось все как праздник, а конец грустный. В странах Востока, когда берет верх любимая жена, старшая жена все же остается жить во дворце. Да что вы, к чему это! Здесь старшая жена должна уйти в отставку. Алина покорно дает увести себя к машине. Она медленно идет, прихрамывая, сопровождаемая своими ангелами-хранителями: миролюбивым – это Габриель и воинственным – это Эмма, хотя оба они влачат по жизни поломанные крылья. А сзади семенит Флора. Анетта и Жинетта ожидают сестру на тротуаре, предлагают ей свою помощь. Нет, это уж слишком! Чрезмерно! У дверей стоит такси, его вызвал для себя Анри Фиу. Но Алина внезапно вырывается, припадая на своих искривленных ногах, и лихорадочным рывком открыв дверцу машины, захлопывает ее за собой.

– Оставьте ее в покое! – говорит Габриеь. – Разве вы не видите, что ей надо побыть одной?

Одной, именно так. Подальше от этого сочувствия, которое только обостряет ее переживания, надо побыть в одиночестве – это будет разумно. Убогий калека отлично знает, на какой ноге ему нельзя танцевать. Шофер медленно отъезжает и, когда она называет адрес, начинает ворчать: к чему брать машину, когда это тут, рядом. Что за чушь! Ведь иным этот путь кажется таким длинным! Оборваны брачные узы. Оборваны одна за другой и те, что связывали их в разводе. И ей остается лишь длинная вереница дней и долгих ночей, они кажутся еще бесконечнее, когда в жизни наступает такой перелом. Тебе платят пособие, ты никого не содержишь, дела тебя не обременяют, можешь читать, путешествовать, ходить в кино, в свой клуб – ты ведь свободна! А у той другой, теперь, кроме своего, еще двое твоих детей, она пригвождена к дому, говорила недавно Жинетта, желая приободрить сестру. Каково! Меня освободили – освободили, как квартиру, – о чем тут толковать? Что же касается пригвожденных, моя дорогая сестрица, то много ли ты знала таких, кого собственные дети пригвоздили бы к кресту?

Такси подошло к дому. Там, наверху, Алину уже ожидают кошки с узкими, как щелки, глазами: подняв хвосты, они пойдут за хозяйкой, когда она заковыляет на балкон, чтобы обозреть улицу, или когда примостится у телефона, чтобы услышать человеческие голоса. Все будет полно ожидания, слабых надежд и случайных радостей, боль станет затихать, как убиваемый в зубе нерв. Теперь настанет главная пора: немощи, невыносимого покоя, который сменится уже покоем вечным. Алина, друг мой, брак – всегда неудача, потому что кто-то из двоих должен умереть. Развод – это такой же конец, только более скорый. Друг мой, Алина, придет день, когда от всего этого ничего уже не останется; и твои правнуки даже не будут толком знать, от какой женщины ведут они свой род, – заметят лишь, что на их генеалогическом дереве есть раздвоенная ветвь. Но до всего этого еще далеко, а пока без борьбы и без страстей, без радости и без цели тебе остается тихо доживать свой век и медленно-медленно угасать.

Тригэр, 1974