– Ну что ты мне тут толкуешь? Ты собиралась ехать в Шамрусс? И ты перерешила, когда твой муж предупредил тебя, что хотел бы воспользоваться своим правом и встретиться с детьми там? Надо было иначе поступить: ты должна была воспользоваться случаем, чтобы попробовать помириться с ним вдали от любовницы. Не надо было отказываться от поездки из-за денег. Хоть я и не богат и не так часто вижусь с детьми, но я бы охотно понес эту двойную жертву.
Даже мать, столь близкая ему по воззрениям, начиненная теми же предрассудками, остолбенела от этих слов, но все же нашла в себе силы высказать свое мнение:
– Но, Леон, на что же тут можно надеяться? Викарий говорил, что нельзя аннулировать развод, даже если бы вмешался Ватикан. Впрочем, у Алины есть еще право бороться. Она-то замуж не выходит.
Хорошо еще, что они оба не знали всей правды. Что Луи, почуяв ловушку, вдруг предложил встречу в другой гостинице, там же, в Шамруссе, и хотел сам за все заплатить; что Алина уже разгадала его, этого хитреца, мечтающего, наверно, кроме законных свиданий с детьми, устраивать экспромтом еще и дополнительные где-нибудь на лыжне, в отсутствие ничего не подозревающей матери. Что Алина обманула всех, придумав, что получила от своих родных предложение срочно приехать в Шазе недельки на две – туда Луи не осмелиться сунуться со своими происками. Бороться? Вот она и борется. Ведь не она хотела развода. Он развелся, он, он. А ее развели. Тут есть различие! Она не соглашалась признать себя виновной. А как же священное таинство брака? Хотя со дня своей свадьбы Алина не ходила в церковь, однако полного безразличия к религии не проявляла. С появлением же Четверки она снова стала следовать религиозным заветам. Однако, если говорить откровенно, то развод имеет свои преимущества. Например, получать положенную тебе долю, правда, мизерную, а не вымаливать ее нищенски при каждом появлении этого господина, не нуждаться в его разрешении, его подписи, не ощущать больше себя униженной, попусту не ждать, считаться главой семьи, чувствовать независимость – да, всем этим пренебрегать не следует. Подлец, наносящий вам последний удар, иной раз оказывает этим услугу.
– Я посмотрел отметки у детей, – сказал мсье Ребюс то. – Они не столь уж хороши!
– Было бы странно, если бы случилось наоборот, – сухо ответила Алина. – Дети так потрясены.
Но тут же пожалев о своей резкости, Алина подошла к отцу и положила руку ему на плечо, а он нервно бросал в реку камушки, целясь в кувшинки. Этот патриарх, обычно столь уверенный в себе, горестно сетовал:
– Три дочки, и три неудачи! Ты в разводе, Жинетта помыкает своим ничтожеством, Анетта даже такого себе не нашла.
Что тут ответишь? Решив сделать выбор – терпеть, обуздывать или бежать, – дочки управляющего тем самым показали, что были явно не подготовлены к брачному равновесию.
Но Пе уже сменил тему:
– Правду говорит твоя мать? Ты хочешь опять переехать сюда к нам?
– Хотела бы, – уточнила мадам Ребюсто.
– Какая разница? – обрезал ее муж.
Пробный шар. Заполучить обратно хотя бы одну из дочек – а все они, как только исполнилось двадцать один, вырвались в Париж – такова была мечта матери. Видимо, родители уже обсуждали друг с другом эту тему. Впрочем, и Алина говорила о том же с Четверкой, которая не выразила особого энтузиазма.
– Мне это кажется сложным, – сказала Алина. – Как быть с лицеем? Как быть с жильем? Не могу же я поселиться у вас со всей своей детворой? Но главное, адвоката тревожит, как бы Луи не воспользовался этим для пересмотра вопроса об опеке, сославшись на то, что из-за большого расстояния он не сможет встречаться с детьми. Мне-то казалось, что скверный муж станет и плохим отцом, что его скоро утомят родительские обязанности. Ничего подобного! Вы даже представить себе не можете, до чего он изводит меня.
– Это доказывает, что Луи любит детей, – заметил мсье Ребюсто.
– Если он редко их видит, то ведь он сам так хотел, а если страдает от этого, то разве не заслужил? – злобно заметила Алина.
– Меня больше всего волнует мысль, что он может привезти их к этой девице, – сказала мадам Ребюсто.
Управляющий вдруг взволнованно вскочил с места.
– Что они знают о ней, скажите толком?
– Все, – ответила Алина. – Нужно же было поставить их в известность. Если все так пойдет, то через полгода она станет их мачехой.
– Нет, – отрубил мсье Ребюсто, – эта женщина никогда не будет их мачехой. Мачеха – это вторая жена вдовца. Но я надеюсь, ты деликатно рассказала им?
– Достаточно было дать им прочесть письмо Луи, – даже не сморгнув, сказала Алина.
– Письмо? И ты это сделала?
Мсье Ребюсто побагровел. Но Алина, чувствуя себя взрослой, принялась кричать:
– В конце концов, папа, то, что он мне писал, хотим мы того или нет, – правда!
Отец тяжело опустился на край стены.
– Конечно, правда! – пробормотал он. – Но дети имеют право, чтоб ее несколько приукрасили.